Изгнание беса

Его больно ущипнули сзади. — Ой! — Повернулись нечеловеческие рожи. Он сразу же сделал внимательное лицо, чтобы не смеялись. Учитель Гармаш пинцетом поднял послед над раскаленной, вишневой решеткой, бубнил: — Плацента, свойственная плацентарным млекопитающим… — Препаровальной иглой тыкал куда-то в пуповину — он был близорук, и круглые очки его съехали на нос, Герд не слушал, он знал, что вспомнит все это, если понадобится. Кикимора глядела на него фасеточными, как у стрекозы, глазами. Он показал ей язык. Нечего подмигивать. Она отвернулась, скорчив гримасу! Обезьяна! И лицо у нее обезьянье. Герд презирал ее, как и всех остальных мартышек. В спину гнусавым голосом сказали: — Кто хочет увидеть уродство их, пусть берет послед кошки черной и рожденной от черной, первородной и рожденной от первородной, пусть сожжет, смелет и посыплет себе в глаза, и он увидит их. Или пусть берет просеянную золу и посыплет у кровати своей, а наутро увидит следы их — наподобие петушиных… — Гнусавил, конечно, Толстый Папа. И ущипнул тоже он. Герд показал ему кулак за спиной. Толстый Папа хихикнул и сказал, опять нарочно гнусавя: — Шесть качеств имеют бесы: тремя они подобны людям, а тремя ангелам: как люди, они едят и пьют, как люди, они размножаются, и, как люди, они умирают; как у ангелов, у них есть крылья, как ангелы, они знают будущее, как ангелы, они ходят от одного конца мира до другого. Они Принимают любой вид и становятся невидимыми… — Герд потряс кулаком, обещая надавать. Правда, Толстому Папе не особенно надаешь. Он сам надает так, что держись. Герд помнил, как Папа, беснуясь в припадке, плюясь жгучей слюной и выкрикивая заклятия Каббалы, в одну секунду скрутил Поганку, который сунулся было успокаивать. В обруч согнул — даже не притрагиваясь, одним взглядом. А ведь Поганку не так просто скрутить. Поганка — страшный сонник. В два счета усыпит кого хочешь, хоть самого учителя Гармаша. Вот он и сейчас стоит за спиной учителя в своей плоской, как блин, соломенной шляпе — дурацкая шляпа, но он ее никогда не снимает, и ночью не снимает, привязывая веревкой; говорят, что у него под шляпой, в черепе, дырка размером с кулак, и плещется жидкий мозг, но я хотел бы посмотреть на того, кто ему скажет об этом — он стоит и ощупывает всех по очереди красными, как угли, глазами. Увидишь такой взгляд в темноте — и дух вон. Вот кто настоящий бес, вот кому бы прошептать на ухо — из Черной Книги Запрета.

Горели дневные лампы и отражались бликами в кафельных стенах секционной. Окна были занавешены от пола до потолка. Плотными шторами. Директор категорически приказал закрывать окна, боялся, что могут спять телеобъективом. А что снимать: как учитель Гармаш трясет мокрым последом? Или кривую рожу Кикиморы? Странно — такой человек и боится. Герда снова ущипнули сзади. — Убью, — сказал он шепотом. Толстый Папа внятно произнес: