Изгнание беса (сборник)

Я почувствовал, что начинаю разделять всеобщую неприязнь к семиотикам. Подумаешь, дельфийские мудрецы, собственный сектор у них, обедают за отдельным столиком. В кино не ходят, в баре не появляются – не интересно им. Придумали себе рыбий язык: два слова по-человечески, а двадцать – дикая тарабарщина. Я пробовал читать их статьи – гиблое дело. Нисколько не удивительно, что даже сдержанный Грюнфельд как-то в запале сказал, что превращающаяся в искусство наука перестает быть собой, семиотики изучают Оракула, а все остальное человечество – семиотиков. Или: “Если хочешь, чтобы тебе хорошо платили, занимайся тем, чего никто никогда не поймет”. То есть, опять таки семиотикой.

Водак тем временем вытряхивал ящики из моего стола. Ворошил бумаги и расшвыривал пачки слежавшихся микрофотографий.

Поднял физиономию, темную от прилива крови.

– Где твой пистолет? Ведь тебе полагается пистолет…

– Дома, – растерянно сказал я.

– Ах ты чтоб!.. Ах, чтоб тебя!.. – коротко сказал Водак. Узрел среди вороха фотопленок новенькую обойму и сунул ее в карман. – Ах, эти ученые… Анатоль! Надо убираться отсюда…

Он сильно нервничал, и это пугало меня больше всего. Я, пожалуй, впервые видел, как флегматичный невозмутимый Водак суетится и нервничает. Тут же опять замяукали – будто в самое ухо. Я рванулся от неожиданности и сбил на пол ящичек, поставленный с края. Брызнули по известковой пыли мягкие чернильные катыши. Звук шел из угла, где часть потолка обвалилась. Синие, почти черные жилистые лодыжки торчали из-под обломков. Как у гориллы – твердые, обросшие редкой шерстью. Желтоватые мозолистые ступни подрагивали.

Я с испуге оглянулся на Клейста. И Водак тоже вопросительно посмотрел на него.

Клейст хладнокровно мигнул.

– Это рукан, – любезно пояснил он, перестав на секунду насвистывать.

Покачиваться он, тем не менее, не перестал.

У меня шизофренический холодок потек меж лопаток.

Есть люди, которые физически не переносят руканов. Что-то такое психологическое – прямо до судорог. Я, правда, всегда относился к руканам довольно спокойно, однако полгода назад был в нашей лаборатории такой случай: новый сотрудник внезапно, нос к носу столкнулся с руканом – упал, как подкошенный, обморок, паралич дыхания. Спасти его, несмотря на экстренные меры, не удалось.

Я, кстати, если бы внезапно, тоже бы, вероятно, упал.

– Откуда он здесь?

– Пришел минут за пять до обстрела.

– Что ему тут было надо?

– А что вообще тут надо руканам?

Секунду Водак нетерпеливо смотрел на него.

– А ну-ка, взялись! – объявил он решительно. – Шевелитесь, кому говорят, вы – оба!..

Честно говоря, я замялся.

А Клейст только немного качнулся, и не подумав вставать.

– Не надо его трогать, – посоветовал он. – Пусть так и лежит…

Согнувшийся Водак вывернул снизу набрякшие кровью щеки.

– Ты хоть знаешь, Вольдемар, что по законам военного положения я могу тебя расстрелять? Неисполнение приказа старшего по званию…

– О, господи, – по-моему, нисколько не испугавшись, сказал Клейст.

– Вольдемар, я тебя очень прошу…

– Ты ведь покойник, Водак, только ты пока об этом не знаешь…

– Вольдемар!

– Не надо на меня кричать.

– А я думал, что руканы в одиночку не ходят, – поспешно сказал я.

– Мало ли, что ты думал. – Водак, не остыв еще от неприятного столкновения, поддел руки под камень и захрипел от тяжести. – Давай-давай… Думал он, видите ли… Поднимай…

Вдвоем мы отвалили треснувшую плиту. Разломился прут арматуры, вжикнула, выскочившая на свободу железная сетка. Я никогда раньше не видел руканов так близко. Он лежал, ужасно вывернув шею и прижимая синюшное ухо к плечу. Надбровные дуги выдавались вперед. Белые собачьи клыки, пересекая мякоть, впивались в губы. Вместо груди у него была жутковатая каша: шерсть, трепетание мышц, обломки голубоватых, чистых костей. И на все это толчками выплескивалась из артерий творожистая белая комковатая жидкость, похожая на свернувшееся молоко.

Водак весьма настойчиво совал мне в руки аптечку.

– Я не могу, – умоляюще сказал я. – Я же не врач. Я – обычный патоморфолог. Я в жизни никого не лечил. И я не хочу сойти с ума. Это же – рукан.

– Как старший по званию… – яростно проскрипел Водак.

Я отчаянно замотал головой.

Мяуканье вдруг оборвалось. Творожистая белая жидкость точно иссякла. Рукан дернулся и закостенел, вцепившись в голени скрюченными ладонями.

Ужасно длинные у него были конечности.

– Готов, – снова располагаясь в кресле, резюмировал Клейст.

Гортанные крики команды донеслись с площади. Опять хлопнул выстрел. Пуля ударила в потолок.

– Только не высовывайся, – быстро предупредил Водак.

Офицер в высокой фуражке махал направо-налево перчаткой. Солдаты строились, оставив котелки у кухни. Шеренга растянулась, по-видимому, на четыре шага и, поколебавшись, развернутая невидимой осью, двинулась в нашу сторону. Каски –свирепо надвинуты, автоматы, изготовленные к стрельбе, – выставлены от груди.

– Все правильно, – процедил Водак. – Я тоже бы на их месте прочесал комплекс, чтобы обеспечить себе тылы.

Он вдруг звонко чихнул, порвав подсыхающую щеку. Достал из кармана платок и прижал к порезу.