Изгнание беса (сборник)

Правда, как гласит известная поговорка, случай идет навстречу тому, кто его ищет. Жанна полностью оправдывает данную максиму. Все, кто знал ее в так называемый «торговый период», в один голос твердят, что она производила впечатление несколько странного человека. Рядом с нею становится как-то не по себе. Ее явная неудовлетворенность обескураживает окружающих. Непонятно, что так сильно и явственно ее беспокоит. Казалось бы, после стремительного прыжка в неизвестность, после волнений, отчаяния и тревог, связанных с первоначальным обустройством в столице, после разрыва с прошлым и шага в непонятное будущее было бы только естественно сделать определенную передышку, потратить какое-то время на то, чтоб врасти в суматошную жизнь Москвы, спокойно пересидеть, освоиться в новой для себя обстановке. Тем более что для этого у нее сейчас есть все возможности. Неизвестно, кем бы стала она в своей далекой провинции, может быть и никем, осела бы в какой-нибудь дремучей конторе, но торговля на рынке рядом с Павелецким вокзалом идет у нее более чем успешно. Быстро преодолен страх общения с чужими и зачастую неприветливыми людьми, преодолен страх перед денежными расчетами, которых она поначалу смертельно боялась, преодолен страх обид, когда за нее некому будет вступиться. Главное же, что она начинает чувствовать уверенность в своих силах. И не то чтобы ей приходится как-то уж чересчур стелиться перед покупателями – вежливость за последние годы уже прочно внедрилась в российский рынок, просто вежливостью теперь никого особо не привлечешь, но по-видимому, некая провинциальность, которая будет чувствоваться в ней еще много месяцев, некая бесхитростность, когда чувствуется, что этот человек не обманет, некая неторопливость как-то располагает людей, заставляя их снова и снова обращаться именно к ней. Во всяком случае, выручка у нее раза в полтора больше, чем у других женщин. Гоги ею очень доволен, да и у Жанны теперь появляются какие-то свободные деньги. Она даже покупает себе осенние сапоги и осенний же плащ с капюшоном и многочисленными застежками. Вероятно, единственная модная вещь, которую она приобретает в столице. Гораздо спокойнее разговаривает она теперь по телефону с родителями. Да, у нее все в порядке, она устроилась. Нет, она ни в чем не нуждается, пожалуйста, не волнуйтесь. Здесь не так плохо, как может показаться с расстояния почти в тысячу километров. В столице жить можно, на будущий год она собирается поступать в Московский университет. В общем, постепенно налаживается, могло быть гораздо хуже.

И все же словно пронзительный ветер гонит ее из насиженного угла, рождает томление и непреодолимое внутреннее беспокойство. Это тоже еще не раз будет придавать судьбе Жанны странный оттенок. В минуты наибольших своих достижений, в моменты самого феерического успеха, она не способна, как другой человек, остановиться и передохнуть. Возникающая тут же тревога заставляет ее двигаться дальше. Она точно предвидит необыкновенную скудость отпущенных ей часов и, подгоняемая ознобом, немедленно срывается с места. Точно так же происходит и с ее «торговым периодом». Ни на секунду не задерживается она в квартире у Гоги, ни на секунду не допускает мысли о том, что можно заработать денег и неплохо устроиться, ни на мгновение не колеблется, выбирая между покоем и предназначением. Колокола небесного зова гудят в душе. Неустанно ищет она пути продвинуться к намеченной цели: просматривает московскую прессу, неназойливо, но весьма упорно расспрашивает новых знакомых, притаскивает с собой в квартиру ворохи каких-то идиотских буклетов. И такая настойчивость не может не принести плодов. Только на месяц задерживается она в торговых рядах на Павелецком вокзале, а уже в октябре, вернувшись из какой-то поездки по городу, нервничая, но весьма решительно объявляет, что нашла себе другую работу и прямо сейчас увольняется. Молча выслушивает она яростную тираду Гоги – насчет девчонок, которые ничего не понимают в жизни: «Зачэм тибе уходит? Все у тибя будэт, дэнги будут!» – в ту же сумку собирает свои немногочисленные пожитки и идет вдоль трамвайных путей по Дубининской улице. Поздний вечер, черные враждебные подворотни, морось, сыплющаяся на асфальт из рыхлого неба. Рябь загробно-тусклых фонарей в лужах. Жанна очень торопится, и не понять – дождь у нее на щеках или неудержимые слезы.