Изгнание дьявола из моей лучшей подруги

Эбби с больным плечом, рукой на перевязи и швами на левом ухе сидела на жесткой деревянной скамейке, пахнувшей лаком для мебели, и слушала, как судья разносит ее маму с папой: они, дескать, безответственные, не годятся быть родителями, им должно быть стыдно... И все это было правдой. Мама, прическа на голове которой больше подошла бы для вечеринки (отчего Эбби становилось очень грустно), только молчала и кусала себя за щеку, а папа с блестящими глазами елозил руками по бедрам. Потом, когда призвали Лангов, женщина из Правоохранительного подразделения вывела Эбби в коридор, но и туда через закрытые двери доносилось каждое слово, произнесенное повышенным тоном. Говорили судья, адвокаты, Ланги, но не ее родители - те просто сидели и обтекали.

- Горячо у них там... - сказала женщина.

Специальное слушание по делам несовершеннолетних началось неделю после того, как Гретхен и Эбби нашли в пляжном доме. Эбби хотелось сбежать и повидаться с Гретхен, чтобы проверить, сработал ли экзорцизм, но папа забил окно и повесил на дверь замок. Если ей надо было в туалет, она звонила в колокольчик - тогда мама открывала дверь и ждала в коридоре.

К ним домой приходил следователь из Правоохранительного подразделения и допрашивал Эбби в гостиной: как они попали в пляжный дом? Где она взяла ГОМК? Кто еще был вовлечен? Следователь делал вид, будто ей сочувствует будто все это ради ее блага, но Эбби помнила, что случилось, когда она пыталась рассказать правду директору, отцу Моргану и Лангам, и молчала. Спустя полчаса этого молчания следователь перестал изображать дружелюбие, отвел родителей в сторону и сообщил им (достаточно громко, чтобы Эбби слышала), что именно отказ сотрудничать со стороны их дочери будет означать для ее будущего.

«Поздно», - подумала Эбби.

Когда ее, наконец, впустили в зал суда, Риверзы выглядели полностью сломленными. Эбби ожидала, что судья даст ей слово, но скоро стало ясно: никто не даст ей ничего сказать. Все решения о ее жизни будут принимать другие, а ей не дадут даже возможности высказаться.

Адвокат Лангов говорил что-то про делаверскую лечебницу-интернат для трудных подростков, про охранный ордер, про то, сколько лет Эбби проведет в закрытой палате, и тут вошел человек, похожий на бухгалтера, и прошептал что-то судье на ухо. Судья объявил короткое совещание в своем кабинете для всех, кроме Риверзов. Зал суда остался пустым, за исключением Эбби, ее родителей и одного пристава. Эбби сидела рядом с ними, окаменев, и ждала, что сейчас все вернутся и отправят ее на север, как груз. Плечо и ухо болели, и это радовало - по крайней мере, она хоть что-то чувствовала.

Вернувшись, судья объявил, что один человек хочет дать показания. Адвокат Лангов с утомленным видом картинно хлопнул блокнотом по столу. Мама Гретхен плакала, а мистер Ланг крепко сжимал челюсти. Несколько минут спустя задние двери открылись, и три полицеских ввели экзорциста, который не смотрел Эбби в глаза. Она поняла, что это конец. Сейчас он всем расскажет про Андраса, про то, как Эбби его попросила, как они все планировали, и все поймут, что она больная, пропишут ей таблетки и отправят в Саузерн-Пайне. Он все сделает настолько хуже!

И тут экзорцист спас ей жизнь.

Он признался во всем: что похитил Гретхен (которую Эбби в пляжном доме пыталась спасти), что приказал Эбби похитить эмбрион для своих сатанинских ритуалов, что пристрелил Макса, покупал алкоголь несовершеннолетним, что подчинил Эбби себе и вовлек ее, что был полностью сумасшедшим слугой Сатаны.

Перед судейской скамьей прошло совещание для всех, кроме Эбби, и на этом все кончилось. Наручников размера экзорциста не нашлось, и пришлось отправить кого-то за ними вниз.

* * *

Вернувшись домой, Эбби с родителями обнаружили, что им разбили два окна, а на входной двери оставили граффити «Детоубийца». Имя Эбби в газетах не упоминали, но все знали, что она сделала. Через неделю мама сообщила, что они переезжают в Нью-Джерси, где не хватало медсестер, а папа продал Пыльный Катышек, даже не сказав Эбби, что разместил в газете объявление: и Чарльстон остался позади, будто его не бывало.

В Нью-Джерси ей нашли психотерапевта, но Эбби отказывалась с ним разговаривать, хотя знала: чем дольше она будет молчать, тем больше остальные будут волноваться. Но какой толк в разговорах? Разве словами можно изменить хоть что-то из произошедшего? На Рождество они пошли обедать в забегаловку с китайской кухней, работавшей на доставку и имевшей только один стол для посетителей. Новый год Эбби проспала. Наступил январь, когда она впервые увидела снег. Родителям удалось снять квартиру в кондоминиуме, продав дом и оставшись в убытке. Эбби хотела позвонить Гретхен - спросить, как она себя чувствует, вернулась ли жизнь в нормальное русло, стоило ли того все, что они сделали, но суд запретил ей связываться с Лангами. Поэтому Эбби ни с кем не говорила, и каждый день ничем не отличался от предыдущего.

* * *