— Очевидно, — примирительно сказала Стэфани и все же настойчиво продолжала: — Мой отец, имея сто миллионов, всегда ездил в третьем классе и тратил на себя только разумный минимум, кроме тех случаев, когда ему приходилось принимать нужных людей. Для чего ему было тратить лишнее? Ел и пил он столько же, сколько обычный человек на этой земле, одежды носил тоже не больше, только с большей аккуратностью. Я стараюсь поступать так же, как он.
— Тогда почему же вы любите деньги и терпеть не можете тратить их?
— Приходится все же тратить.
— Не без того, но для вас это наказание господне — расстаться даже с мелкой монетой.
Сказав это, Эндрюс Блэкфорд почти с испугом посмотрел на Стэфани, удивляясь своей смелости — этого он себе ни разу не позволял, общаясь с этой неординарной женщиной.
— Потому что деньги — это сила. Деньги — это свобода. Деньги — это уверенность. Деньги — это значимость, не напускная, а настоящая.
— В этом я с вами согласен.
— Еще бы вы не согласились!
— Но…
— Знаю, знаю, что вы хотите сказать: у нас с вами разное отношение к деньгам, дорогой Эндрюс.
Стэфани Харпер, а теперь она выглядела истинной дочерью своего отца. Ох, и порадовался бы он, взглянув на нее в эту минуту. Разговор о капитале, о деньгах делал ее возвышенной, недосягаемой и даже монументально-прекрасной той особенной красотой, непонятной многим. Эта красота не только притягивала, но и пугала, как водопад, как гейзер, в общем, как разбушевавшаяся стихия. Отвести от нее взгляд было невозможно.
— Превратить один миллион в два мне легче, чем какой-то бедной женщине сделать десять из пяти, даже если она сумеет раздобыть эти первые пять.
— Надо иметь особые способности.
— Это талант. Способности плюс трудолюбие, бережливость, ум и чувство радости видеть, как деньги делают деньги. По существу говоря, они потом оборачиваются сами собой, надо только разумно их направить.
— Конечно, дорогая Стэфани, у вас столько талантов, но самый главный из них — делать деньги: все это знают. Я же умею их только тратить.
— Это я хорошо знаю.
— Обратили внимание?
— И на это тоже.
— На что же еще?
— Но мы говорили о деньгах.
— Ах да! Для меня деньги — это вульгарная проза, растлевающая душу забота.
— Когда их нет?
— И когда есть тоже. Конечно, они мне нужны, но я их не люблю.
— Не любите? Странно?
— Ничего странного. Когда это возможно, я стараюсь о них не думать.
— Не думаете?
— Именно, не думаю.
— О чем же вы тогда думаете, если не о деньгах? О женщинах?
— Да, но не только прекрасный пол занимает мои мысли, есть еще интерес.
— Думаете о еде?
— Тоже не всегда, хотя я к ней довольно привередлив. Сознаюсь, не ожидал такого, — он обвел взглядом стол и вздрогнул от отвращения.
— Чревоугодие — один из сакраментальных грехов.
— Не надо о грехах, дорогая.
— Так вот отчего у вас плохое настроение?
— Не только.
— Согласитесь!
— Вовсе нет.
— И все же?!
— Вы обещали мне изысканное развлечение.
— Вы не получили его?
— Нет.
— Почему?
— Вы сказали мне, что нашли прелестное местечко на берегу реки, где мы можем съесть восхитительный завтрак, приготовленный по-деревенски, на лоне природы.
— И что?
— Разве эту грязную дыру можно назвать восхитительным местом?
— Вы раздражительны.
— Скажите честно, приходилось ли вам хоть раз в жизни завтракать более отвратительно, чем сегодня?
— Что здесь так отвратительно?
— Здесь нет даже отдельного кабинета, и сюда в любую минуту может войти кто угодно.
— И что?
— Мне это, мягко скажем, неприятно. Я хочу наслаждаться вашим обществом там, где нам никто не помешает.
— Нам и здесь никто не мешает.
— Мне мешает грязь, дискомфорт, плохая, даже отвратительная, обстановка…
— Не продолжайте в том же духе. Перестаньте киснуть, а то можете сквасить и меня. Я тогда вам не завидую.
— Сегодня я и сам себе не завидую. В городе, в хорошем ресторане нам было бы куда лучше. К тому же, по-моему, пошел противный дождь.
— Это тоже моя вина?
— И даже это.
— Я что, позвонила в небесную контору и заказала на сегодня дождь?
— Не смейтесь. Это дополняет ваше представление о прекрасном дне, проведенном за городом.
— Загородная прогулка так вас утомила, дорогой Эндрюс, что вы стали не похожи сами на себя.
— А я, как раз, хотел обратить ваше внимание на себя, больше здесь не на что.
— А вы кто или что?
— Вот видите, ваша ирония дополняет весь антураж нашего завтрака.
— У меня нет чувства юмора.
— Есть, и еще какое, на него натыкаешься, как на подводный риф, когда совершенно не подозреваешь об этом. Но меня сегодня мучает еще один вопрос.
— Спрашивайте.
— Почему у людей, умеющих наслаждаться жизнью, никогда не бывает денег, а люди, у которых они есть, не умеют пользоваться ими?
— Вы не слишком любезны, Эндрюс.
— А вы не слишком щедрая хозяйка.
— Что же вы хотите, дорогой мой гость, если считаете меня здесь хозяйкой?
— Умоляю вас, Стэфани, сядем в машину и прокатимся куда-нибудь.
— Для чего?
— В вашем автомобиле гораздо уютнее, чем в этом грязном трактире.
— Мне надоел мой автомобиль.
— В нем мы найдем гораздо больше уединения, чем в этой дыре.
— Я же сказала, мне надоела моя машина.
— А мне нет, я бы хотел иметь такую.