Изгнание из Эдема. Книга 1

— Вот ты сидишь и у меня на глазах прижимаешься к этому жалкому ничтожеству, которому не на что купить даже колготок. И вы оба счастливы. — Она резко отвернулась, чтобы не видеть их лица, и повернулась к Эндрю-су Блэкфорду. — Вот сидит костюм на двух палках. Что в нем осталось?

Блэкфорд, совершенно сломленный, слабо взмахнул руками и не закричал, не зашумел, а просто довольно униженно попросил:

— Оставьте меня в покое, пожалуйста.

Она не обратила ни малейшего внимания на его просьбу, а продолжала с жестокостью женщины, у которой давно не было достойного противника-мужчины. Никто в этом холле, возможно, кроме Сэдверборга, не понимал ее, а ей хотелось ясности.

— Что в нем осталось от того, кому нравилось ссужать мне пятёрки, которых он не требовал обратно? Почему не требовал?

— Да замолчите вы!

— И не подумаю.

— Прошу вас.

— Я должна вам все про вас рассказать, а может и себе тоже. Не требовал думаете из внимательности? От доброты? Из любви ко мне?

— А почему же? — это опять выскочила со своим вопросом Патриция.

— Из элементарного бахвальства. Ну как же! Все знают, что он не так богат, как я, и одалживает деньги миллионерше!

— И вы за это…

— Не за это, а в своем божественном гневе я сломала его, как ребенок ломает надоевшую игрушку.

— Вот видите! — слабо ткнул в нее пальцем обессиленный Эндрюс Блэкфорд.

— И, разломав его до истинной сущности, я увидела, что была для него не женщиной, а банковским счетом с хорошим поваром.

Стэфани остановилась около окна и стала смотреть на реку. Все смотрели ей в спину. Стэфани была счастлива, что в данную минуту никто не видит ее глаз. Вдруг перед ее глазами возникло лицо отца, как всегда в тяжелую минуту, и она, как будто опять услышала его слова, сказанные ей после первого развода с маленьким Дэнисом на руках: «Ты слишком умна, богата и красива, Стэфи, чтобы быть счастливой женщиной». Стэфани встряхнула головой, чтоб избавиться от видения, и повернулась ко всем лицом, совершенно уверенной в себе и спокойной.

В это время, совершенно осмелев, но по-женски правильно оценив ситуацию, Патриция подала свой слабый голос:

— Все это очень тонко замечено, уважаемая леди, но ведь с вами и вправду невозможно ужиться.

Стэфани посмотрела на нее, как на неодушевленный предмет, но все же ответила:

— Зато любой, кто пожелает, по-видимому, может ужиться с вами, а вы — с любым.

Патриция не смогла ничего ответить на этот выпад и только обиженно посмотрела на Джона Фархшема, который тут же решил поддержать Патрицию.

— Полли говорит истинную правду. С тобой никто не в силах ужиться. — Почти мягко и с сочувствием сказал Фархшем, и еще сильнее прижал к себе Патрицию.

Стэфани остановилась около этой парочки и без раздражения, но довольно требовательно воскликнула:

— Но почему? Почему?

Сэдверборг заволновался и попытался отвлечь внимание Стэфани на себя:

— Будьте благоразумны, миссис Фархшем!

— Я совершенно благоразумна, но я хочу знать — почему со мной нельзя ужиться? — Она повернулась к Сэдверборгу, и вопрос уже относился к нему.

— Видите ли…

— Ничего не вижу!

— Объяснить вам?

— Разумеется.

— Если смогу.

— Постарайтесь!

— Я хочу сказать…

— Что же?

— Можно ли ужиться с ураганом, с землетрясением, вулканом, с лавиной?

— И это все я?

— Да.

— Колоссально!

— Без сомнения.

Стэфани отвернулась от Сэдверборга и решительно направилась к окну, но, видимо, вспомнив о видении, круто развернулась и пошла в другой угол холла, обдумывая услышанное. Платье на ней издавало легкий и какой-то неземной шорох, запах ее духов наполнял ветром и еле заметной свежестью весь холл, но никто этого не замечал, кроме Патриции. Женщины никогда не упускали этих прелестей, особенно на сопернице.

Немного успокоившись и обдумав услышанное, она остановилась напротив Сэдверборга, решив поставить его на соответствующее место.

— А вы знаете, Джулиус Сэдверборг, что ужиться можно. Тысячи людей живут на склонах вулканов, на пути лавин, на суше, которую землетрясение вчера подняло из воды.

— Несчастные!

— Они так не думают. Там много очень счастливых людей. Рождаются дети от любви.

— Это ужасно!

— Нет, мадемуазель Бесколготочек, они уживаются со стихией. А вот с миллионершей, которая способна возвыситься до назначенного ей удела и распорядиться той властью, какую дают ей деньги, почему-то жить нельзя.

— Дело не в этом.

— А в чем же, Донни? — Видишь ли…

— Не юли — отвечай.

— Не приказывай!

— Хорошо — я прошу.

— Во так бы всегда!

— Не поняла?

— А что тут понимать, Стэфи? Дело в характере, в потребности властвовать, а мужчины…

— Не продолжай — я это уже слышала. Что ж, путь так. Я останусь в своем одиноком доме, останусь сама собой и буду копить миллионы, пока не найду человека, достойного быть для меня тем же, чем Джон для Бесколготочек.

Патриция подняла глазки, пошевелила пальчиками на рукаве курточки гребца Фархшема и елейным голоском высказала свое «добро»:

— Надеюсь, вам не придется ждать долго.

Стэфани встряхнула хорошо организованной копной светлых волос, над которыми явно поработал настоящий мастер и ответила Патриции:

— Я никогда не жду!

— Не сомневаюсь.