- Не вывезет, - согласился Гриша. - Однако надо же что-то делать!
- А кто говорит - не надо? Я, говорится-молвится, Зиньке Федоровне уже все печенки прогрыз. А выходит как? Осень сухая - никаких тебе пробуксовок.
- Ну, - крикнул Гриша, - осень сухая! А если такая, как вот сейчас? Тогда как?
- Кажется-видится, когда зарядят дожди, тогда Зинька Федоровна сидит и ждет, пока просохнет или ударит мороз. Вывози себе свеклу - дешево и сердито. А я что ей говорю? Я говорю: надо коней и возов. Вон у меня дружок в соседнем районе председателем колхоза уже сорок лет. Техника у него такая, как у всех, а еще - восемь десятков коней и полсотни возов. Свеклу ли выхватить из грязи, или минеральные удобрения доставить со станции по бездорожью, или органику на поля - конь незаменимый во всем. А в чем вопрос? В кормах и статистике. Статистика сняла коня из всех отчетов, не оставила для него и кормов в планах. Как хочешь, так и корми. Так что иметь коня в колхозе - это значит надо иметь и характер. А какой характер у нашей Зиньки Федоровны? Женщина.
Гриша вспомнил, как он писал на картонном ящике бесконечные "Ц.Ц.Ц.", а в ответ получал только "На фе..." - и как-то словно бы увял и застыл. Но дядьке Вновьизбрать он не стал рассказывать об этом, а сразу заговорил о главном:
- Как вы себе хотите, а на сессии сельского Совета я поставлю вопрос о вывезении свеклы!
- Поставить можно, - согласился Свиридон Карпович. - Почему бы и не поставить такой симпатичный вопрос?
Но до сессии удержаться на комбайне Грише не удалось.
И кстати, вовсе не из-за Дашуньки.
И не из-за напряженной международной обстановки.
И не из-за неблагоприятных погодных условий.
Как-то вечером, когда Гриша, забрызганный грязью до самых ушей, приехал сменять еще более промокшего Педана, тот спокойно сказал ему:
- Я бы тебе, Гриша, посоветовал не садиться больше на этот комбайн.
- А на какой же мне взбираться? - удивился Гриша.
- Да ни на какой. Вообще плюнь и сиди возле своей печатки.
- Кто это тебе сказал?
- Да никто. Я тебе говорю. Как товарищ и друг. Вертелся тут сегодня один рехверент. Такое - и не человек, а тьфу! Крутилось, вертелось, а потом начало лезть ко мне в душу. Я его отталкиваю, а оно лезет! Я его от себя, а оно - прямо без мыла. Такое скользкое, такое уж, я тебе скажу...
- Как гад?
- Точно! Как самый последний гад - лезет, и шипит, и слюной брызжет. И все же оно знает! Значит, ты открываешь сессию. Так? Открываешь и говоришь: дорогие товарищи такие и еще вон какие! На сегодняшний день мы имеем то и се, а также еще вон то, одним словом, все как надо! А тут я, Педан, то есть как депутат, прошу слова, и ты даешь, потому что не можешь не дать. Я лезу на трибуну и говорю. Это оно нашептывает мне в ухо, чтобы я, значит, говорил. Вот, говорю, товарищи такие да еще вон какие, вы власть Григорию Левенцу доверили? Доверили. А как он ее использует и как оправдывает ваше высокое доверие? А вот как. Днем спит, а ночью сталкивает меня с свеклоагрегата и завоевывает себе славу и материальное благополучие. Можем мы такое дальше терпеть с вами? Ну, и так далее.
Гриша не мог прийти в себя.
- А ты же ему что? - наконец простонал он.
Педан свистнул.
- А что я ему?
- Мог бы ты сказать, что для меня ни слава, ни деньги...
- Да кому говорить, кому?
- Кто же это мог вот так обо мне?
- А оно тебе нужно?.. Я и сам тут ему малость... гм-гм!.. Так что ты не переживай. А только мое мнение такое: беги отсюда, Гриша, пока не поздно! На мне этот гад поскользнулся, а кто-нибудь, глядишь, и согласится вот так против тебя наподличать... Ты ночей не спишь, из сил выбиваешься, а эти гады... Плюнь, Гриша, и успокойся!
Гриша не мог успокоиться от неожиданности и возмущения.
- Послушай, Педан, как же это так? Выходит, если я председатель, то и кур своих не корми, и поросенку травки не нарви, и гвоздь в стену не забей? А кто же это должен делать? Что мы - графы, князья, бояре?
- Да разве я знаю? - сплюнул Педан. - Мне оно все равно. Я этому гаду все объяснил популярно, то есть по морде с обеих сторон. А только ты знаешь, Гриша, как оно бывает... Убегай отсюда, пока не поздно!
- Не убегу! - крикнул Гриша упрямо. - никакая сила меня!..
Но сила нашлась. Дядька Обелиск ночью, пешком, босой прибежал на свеклу и сообщил своему председателю, что на его голову снова упали какие-то проверяльщики.
Вот здесь и лопнул обруч терпения нашего героя. Он не поверил.
- Меня? - переспросил дядьку Обелиска.
- Лично и персонально, - подтвердил тот. - Приехали вечером и уже требуют. Промокли насквозь. Я их к Наталке на горячий борщ.
- И действительно меня? - никак не мог поверить Гриша.
- Говорят: сельского руководителя требуют как класс.
- Ну, гадство! - ругнулся Гриша.
Теперь он уже сожалел, что до сих пор не рассказал ни Свиридону Карповичу, ни Зиньке Федоровне, да и вообще никому о том, как его терзали то за коз, то за институтскую справку, то за нерожденных детей. Какая там еще морока свалилась ему на голову?
- Утром буду, - сказал он дядьке Обелиску. - Накормите там их, дайте поспать.
- Да поспят они у нас, как класс! - пообещал дядька Обелиск.