Изгнание из рая

- Да он тут у вас метеорно! Промелькнул - и нет. Несерьезный человек. Но запомнил. Все там, говорит, самое передовое и показательное. Только, говорит, ощущается нехватка чего-то, а чего именно, говорит, не пойму.

Гриша слушал и не слушал, потому что в голове у него вертелось только одно: "Пшонь или не Пшонь? Еще одно заявление или не заявление?"

- Послушайте, - неожиданно прервал он пришельца, - вы тут что-то говорили о козьей замше...

- Про ирху?

- Вот-вот... Может, вы относительно козьей фермы?

- Козьей фермы? Не интересуюсь. У меня сферы намного выше. Благороднее. Вот я вас спрошу. Каким должно быть искусство?

- Искусство?

Переход от коз к искусству был таким неожиданным, что Гриша растерялся.

- Вот именно: искусство! - торжествовал Шпинь-Пшонь. - Не можете сказать? И не требую. Никто так сгоряча не скажет. А я скажу. Искусство должно быть чистым. Никаких примесей! Чистым и гордым. Это вам говорю я!

В дверь заглянул дядька Обелиск, и Гриша, даже не извинившись перед своим незваным гостем, выскочил к исполнителю.

- Ну что? Были? - шепотом спросил он.

- Был, - переминаясь в тесных туфлях, которые обувал только в сельсовете, бегая по селу босиком, сказал дядька Обелиск.

- И что? Пшонь где, в школе?

- А где же ему быть? Спит под телевизором, хоть ты над ним обелиск водружай.

- Спит? В самом деле? Вы сами видели?

- Да сам же.

- И вы убеждены, что это он?

- Видел, как вот вас.

- Пшоня?

- Да Пшоня же. Вы бы сказали, я бы его сюда привел, если надо.

- Нет, не надо. Благодарю. Все в порядке.

Гриша снова возвратился в кабинет, снова надеясь, что видение исчезнет и можно будет разве что вспоминать обо всем как о бессмысленном сне.

Гай-гай! Шпинь сидел на диване.

- Так как, говорите, ваша фамилия? - еще раз переспросил Гриша.

- Шпинь. Неужели никогда не слышали? У меня вот полный портфель рекомендаций, грамот, дипломов, наград и благодарностей. Пожалуйста!

Он соскочил с дивана, щелкнул замками портфеля и вывалил на стол перед Гришей настоящую скирду бумаг, у которых был такой вид, будто их жевал целый коровий комплекс.

- Для подтверждения и ознакомления, - усаживаясь снова на диван, кивнул на бумаги Шпинь. - Сам же я скажу что? В прошлом я, так же как и вы, тоже механизатор. Не удивляйтесь! Бригадир тракторной бригады. Честь имею. К вашим услугам. Выходит, мы оба механизаторы и оба работаем не по специальности. Не надо объяснений и оправданий! Сам пережил и знаю. Может, до сих пор бы еще бы... Хотя - заслуженный отдых... Но что такое бригадир тракторной? Горючее не привезли, смазочные не доставили, три трактора стоят, а запчастей даже не предвидится... Кто это может выдержать? Я не выдержал и кинулся в искусство. Организовал хор механизаторов, разучили три модных, четыре народных и пять международных песен, пошили нам парадные комбинезоны, разработали мы процедуру, выступили на смотре самодеятельности - рванули премию! Потом поехали на олимпиаду - выгрызли премию зубами! После олимпиады на фестиваль - тут уже премию в ожесточенных боях завоевали! Эге, сказали в нашем районе, товарища Шпиня надо бросать на культуру! Забрали меня из тракторной бригады - и в райцентр. А что райцентр? Барабана путного нет. А уж про медные инструменты для духового оркестра можете и не мечтать. Спрашиваю: как же так? Отвечают: ждем разнарядку и запланированные поставки. Объясняю: культура по плану не развивается. И разнарядки на искусство никто никогда не дождется. Ибо что такое культура и искусство? Это вознесение духа! А как развивается дух? Никто этого не может сказать, а я скажу. Он развивается так: скок-перескок, скок-перескок! Лучше перескочить, чем недоскочить, и лучше я тебя перескочу, чем ты меня. Поэтому не будем ждать милостей для нашей культуры, а возьмем их сами! Что я задумываю? Я задумываю Всемирный фестиваль искусств в нашем районе. Посылаю телеграммы всем президентам.