Изгнание из рая

— Постой, постой, Гриша, кажется-видится. Ты еще молод, не знаешь людей. Раньше как оно было? Бывали заявления, жалобы, случались и наветы. У того болит, у того чешется, а тот сам не знает, чего ему хочется. И все знай жалуются, жалуются… Когда выросла грамотность, появились и анонимки. Ты ведь знаешь, что грамотность способна творить чудеса. Но все это изредка. Процент нормальный. И когда в новом селе все вдруг затихло, я встревожился. И оказывается, справедливо встревожился! Ибо все, о чем ты мне рассказываешь, что это такое? Это — словно чума, грипп «Гонконг» или империалист какой-нибудь поселился в Веселоярске, а ты молчишь!

— Ну, я думал, что как-нибудь и сам…

— Ага, сам. А про коллективизм будем писать только в газетах? Тебя же проверяло всегда сколько людей? Два, три, а то и больше? Вот и тебе не одному нужно было беседовать с ними, а вместе с нашими людьми. Есть у нас свой народный контроль? Есть. Вот и приглашай их вместе с собой. И я пойду и встану и скажу, кажется-видится. Коллективный ответ. Пусть попробуют опровергнуть. И никогда не надо оправдываться, если не имеешь провинностей за душой. Оправдываться перед негодяями — все равно что просить у скупого деньги взаймы. А теперь еще одно. На тебя нападают, а ты?

— Ну, что я? Терплю и молчу.

— Почему же молчишь? С институтом как? Мы тебя рекомендовали? Рекомендовали. Мы заинтересованы, чтобы ты получил высшее образование? Заинтересованы. Имеешь ты на это право? Имеешь и заработал его самоотверженным трудом. Так кто же может чинить тебе преграды? Как его фамилия?

— Недайкаша.

— Так. Запомним. А теперь знаешь, что сделай? Пойди на почту к Гальке Сергеевне, купи сто восемьдесят пять открыток (это, чтобы на полгода хватило) и каждый день отправляй в сельхозинститут и пиши: «Товарищ Недайкаша, как там мой вопрос?» И больше ничего. А мы посмотрим, что этот бюрократ отпишет. А что касается всех этих проверяльщиков… Зря ты их на себя брал.

— Так на меня же только и шли.

— Хоть и на тебя, а ты должен был, говорится-молвится, позвать на помощь. Объяснения ты как давал?

— Да как? Спрашивали — отвечал.

— Словесно?

— Словесно.

— А надо в письменной форме. Великое дело — документ! Когда есть документ, тогда рано или поздно увидят, кто глупый, а кто умный, кто негодяй, а кто честный человек. Что там на тебя снова свалилось?

— Какая-то гусиная комиссия.

— Видел ее?

— Еще нет.

— Увидишь — не разводи разговоров, а говори, что все им представишь в письменной форме.

— Да я же и не умею…

— Учись, говорится-молвится. Надо уметь отбиваться. А иначе что? Мухи слетятся в табуны и загрызут. Муравьи повыползают из всех нор и не дадут дохнуть. Блохи повыскакивают из собачьей шерсти и выпьют кровь до капельки. А ты стой и не шевелись, кажется-видится?

Гриша поблагодарил Свиридона Карповича за науку, а сам с горечью думал: почему это именно я должен решать все эти проблемы, когда мне надо укреплять свою семью и быть достойным Дашуньки, когда мне еще не исполнилось и тридцати лет, а тем временем, как утверждает наука, именно в этот период я должен укреплять свой организм для новых трудовых успехов, битв и побед.

С такими мыслями Гриша направился к тетке Наталке, где завтракала авторитетная комиссия, лакомясь пирожками с творогом и сметаной такой густой, что в ней бесследно утонули бы все печали мира, а что касается поджигателей войны, то ни один из них даже не тявкнул бы.

Комиссия была такая: красивая девушка, похожая на ту, разрисованную заврайфинотделом, будто родная сестра, и бородатый коричневый мужчина, в коричневых же длинных трусах (наверное, шорты?) и невидимой на его коричневом, заросшем густой щетиной торсе сетке, которая, скорее всего, годилась бы для ловли щук после нереста, а не для такого уважаемого туловища.

Комиссия как раз доедала пирожки со сметаной, девушка уже вытирала губы, а голый мужчина торопливо проглатывал последний пирожок.

— Извините, что помешал, — сказал Гриша. — Здравствуйте, я председатель сельсовета Левенец.

Девушка вскочила из-за стола, присела, словно бы кланяясь, покраснела, как мальвы за окном, прошептала:

— Очень приятно, Таисия Никитична.