Изгнание в рай

Сначала искренне старался создать Михаилу максимально комфортную атмосферу для творчества. Придумать для друга мотивацию. Раззадорить.

Но когда понял, что гений программиста теперь направлен на ерунду – какой-то дом! – стал откровенно злиться.

– Сева, – просил Томский, – ну потерпи. Дай я закончу стройку. Перееду в Болгарию и выдам тебе оттуда что-нибудь эдакое. Чтобы весь мир закачался!

Но Акимов безжалостно пожимал плечами:

– А я не могу ждать. Нам зарплату людям платить. И аренду. И кредит гасить. На какие шиши?

– Решай сам! – возмущался программист. – Мы с самого начала договаривались: рутина меня не касается.

– Я сам все и решал. Одиннадцать лет, – парировал друг. – А сейчас ресурсы исчерпаны.

– Надо было резервный фонд создавать!

– Томский, да проели мы уже резервный фонд. Ты этот дурацкий дом начал строить пять лет назад. И ничего хитового с тех пор не написал.

– Сейчас хиты никому не нужны, – отбивался Михаил. – Пипл хавает примитив.

– Так напиши примитив – но чтобы он стал хитом! Вроде тех курочек, что мы в Америку когда-то продали.

Михаил пытался. Честно включал компьютер, силился сосредоточиться… но не выходило ничего.

– Я уеду в Болгарию, и все придет само! Клянусь! – оправдывался он перед другом.

Но Акимов продолжал давить:

– А что мне делать – сейчас? Объявлять нас банкротами?!

– Нет, черт возьми! Придумай что-нибудь. Возьми кредит!

– Никто не даст. В тебя никто уже не верит.

– Бред! Чушь! Деньги сейчас всем просто впихивают, только договор подпиши. Ищи тех, кто даст.

– Да нашел я уже, – вздохнул Сева. – Но они просят тебя предъявить. Убедиться хотят, что не спился, что не обкуренный. Пойдешь?

– А что, у меня есть выбор? – зло буркнул Томский.

…Словно назло, банкиры назначили встречу на тот вечер, когда Томский с женой и дочкой собирались в театр. Звонить, просить, чтобы перенесли, Сева категорически отказался.

Ночью Михаил почти не спал и уже с утра был на взводе.

Дома ведь тоже не все шло гладко.

Два месяца назад обокрали их квартиру. Ущерб оказался невелик: музыкальный центр да телевизор. Ну, и простенький сейф вскрыли. Забрали оттуда наличные и охотничью «Беретту» – Томский пару лет назад купил ружье для самозащиты.

«Повезло тебе, – веселилась Кнопка, – что я шубы ненавижу. И драгоценностей не ношу».

Беспечная Нина Васильевна предложила сменить замки и на том успокоиться. Но Михаил всегда очень болезненно воспринимал, когда посягают на его территорию. Потому, не ставя жену в известность, установил в подъезде видеокамеру и написал простенькую программку. Если кто-то у его двери останавливался хотя бы на пару секунд – ему на компьютер мгновенно приходило сообщение.

Сам не ожидал, что тревожный сигнал раздастся настолько быстро – на третий день. Михаил даже сначала подумал: глюк. Программу недоработал. Но просмотр включил. Правда, рассмотреть незваного гостя не успел – тот очень быстро ретировался. Однако бейсболка, низко натянутая на лоб, Михаилу совсем не понравилась.

Он увеличил разрешение и велел программе: если тип в бейсболке появится снова, бить тревогу немедля.

Поделился опасениями с Кнопкой, но та отмахнулась:

– Брось! Два раза в одну воронку бомба не падает.

Однако уже назавтра незнакомец явился снова, и картинка на сей раз получилась отличная: молодое, недружелюбное, прыщавое лицо.

Парень стоял у их двери и неумело ковырялся в замке отмычкой.

Постоянно оглядывался, руки дрожали. Через двадцать секунд раздался собачий лай (тоже смоделированный программой), и воришка прыснул от двери, словно трусливый заяц.

Замки остались в целости. А Томский тем же вечером предъявил фотографию Нине Васильевне.

Та побледнела:

– Тимка…

И вскинула на мужа убитые глаза:

– Миш… он… он, наверно, просто в гости приходил…

Михаил молча увеличил масштаб – теперь отмычку в руках парня было видно отлично.

– Вот дурачок! – грустно произнесла жена.

И убежала на кухню – плакать.

Томский утешать не стал.

Тимофей когда-то жил в детдоме, где работала Нина Васильевна. Она выделяла его среди прочих своих воспитанников. Уверяла Томского, что у мальчика чистая душа, светлая голова. Приглашала в гости. Водила в кино и в театры. Усыновить мечтала.

Однако Михаил все время испытывал к этому ребенку чувство гадливости. И не сомневался: тот лишь прикидывается агнцем, беззащитным сироткой.

Томский не запрещал Кнопке принимать Тимофея в доме. Сам – когда мальчик являлся в гости – встречал того сухо и сразу уходил к себе в кабинет.

Но успевал увидеть, как завистливо шарят хитрые глазенки по дорогой стереосистеме, телевизору, бумажнику, беспечно забытому на журнальном столе.

…Кнопка расстроилась, словно ребенок. Даже отказать Тимке от дома не смогла – попросила мужа.

Парень разговаривал нагло. Что пытался вскрыть их квартиру, не отрицал. Еще и буркнул: «Давно вас надо раскулачить, буржуев».

Михаил даже хотел позвонить следователю, который вел дело о краже. Попросить, чтобы тот проверил Тимофея на причастность к делу. Но Кнопка упросила не портить дураку жизнь. И Томский послушался. Хотя нервничать стал еще больше.