Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920—1970 гг.

На встречах с русским командованием французские представители горестно сетовали на то, что изнуренная мировой войной Франция не может бесконечно помогать им, что на питание ежемесячно расходуется 41 млн. франков, и что данные сумму уже превосходит гарантированное возмещение французских расходов, объем которого не превышает тридцати миллионов. Ознакомившись с финансовыми документами по взаиморасчетам с союзниками, Врангель остался озадаченным. Выходило, что по отчетным ведомостям Французского интендантства, масштабы трат на содержание Русской армии не превышали 1 млн. 700 тыс. франков в месяц. Имущество, отобранное французскими властями у прибывших на чужбину русских войск, равнялось 133 с половиной миллионов франков. За период с 15 ноября 1920 года по 1 мая 1921 года французами было израсходовано лишь 44 млн. франков, а остаточный баланс средств Русской армии, находившихся в руках у французов, составлял 105 млн. франков. Врангель сделал необходимые выписки и на следующей встрече с союзным командованием попытался остудить пыл французской стороны, терявшей, как ему казалось, остатки реалистического мышления в искреннем порыве нажиться на чужой беде. Приведенные им контраргументы не особенно смутили французов. На официальных встречах его vis-a-vis все так же продолжали сетовать на бремя непомерных расходов по содержанию русских. Ни желания прислушаться к приводимым Врангелем доводам, ни тем более смысла в постоянно повторяемых претензиях Главнокомандующий не увидел. Посовещавшись с ближним кругом генералов, Врангель сообщил им, что так далее продолжаться не может. Бессмысленность затянувшихся переговоров о судьбе армии можно было прекратить лишь одним путем — исходом из Галлиполи, но куда и как? Барон не сомневался, что пройдет совсем немного времени, и переговоры по русской задолженности сменится на какую-нибудь еще новую, но не значит лучшую для русских тему. Он был почти уверен, что французами будет непременно найдено еще какое-нибудь средство давления или шантажа, и не исключал возможных попыток физического устранения лиц, стоявших во главе армии, и, не в последнюю очередь, себя. Что оставалось делать? Врангель поделился своими мыслями с Кутеповым, фактически давая тому карт-бланш на любые действия, направленные на изменение существующего положения дел, и выход из дипломатического тупика. После этого Врангель счел нужным устраниться, оставив Кутепова действовать на своё усмотрение.

Кутепов не стал долго размышлять, видя выход лишь в удачной войсковой операции, хотя для осуществления таковой одной доброй воли было недостаточно. Сказать более, даже наличие лихих командиров в частях еще не гарантировало успеха. Ощущая себя не в силах разработать успешный наступательный план, Кутепов стал лихорадочно перебирать в памяти известных ему способных и решительных офицеров Генерального штаба, готовых разделить с ним ответственность за возможную неудачу.

В абсолютный успех предприятия, как человек здравого рассудка, Кутепов не верил, однако полагался на русскую удаль и Божью волю, как всегда, во все времена, делали российские полководцы. Будучи человеком решительным и энергичным по природе своей, Александр Павлович Кутепов быстро перебрал и отмел множество знакомых ему лиц, которым, по его мнению, не хватало именно решительности и силы воли. В конце концов среди оставшихся кандидатов, количество которых не превышало трех, Кутепов остановился на кандидатуре генерал-майора Бориса Александровича Штейфона. Вместе с тем он решил переговорить и с генералом Витковским, предложив тому поразмыслить о ближайшей перспективе военного похода.