Читаем Изгнанник полностью

Габриэль пришел к выводу, что это старый моряк. Он догадался об этом не только по его синей форме, натянутой на широкие плечи и свидетельствовавшей о большой физической силе, или по лицу, видимому только в профиль и напоминающему нос корабля, который лишь ураганные океанические ветры могли до такой степени закоптить, но и также по тем скрытым признакам, что всегда позволяют узнать мореплавателя. У Габриэля была когда-то маленькая сеть, благодаря которой он зарабатывал себе на жизнь, ловя ею рыбу. Поэтому он с полным основанием чувствовал себя собратом всех мореходов, особенно из Королевского флота, как это, без сомнения, было и в данном случае. По всему было видно, что чужестранец — дворянин. Его руки, сильные, но тонкие, обрамленные белыми кружевными манжетами, пренебрежительно изогнутые дугой губы и аккуратно причесанные каштановые, кое-где поседевшие волосы, собранные на затылке в пучок и убранные в мешочек из гладкой кожи, а также стянутые лентой из черного шелкового фая, говорили о том, что речь не идет о каком-то судейском крючке или о торговце. К тому же, лучше рассмотрев его, Габриэль заметил треуголку из дорогого фетра, обрамленную золотым галуном, покоившуюся рядом на покрытом мхом камне. Что мог делать здесь этот чужестранец?

Обеспокоившись тем, что уединение, единственным хранителем которого он себя считал, нарушено, молодой человек решительно направился к незнакомцу, который, заслышав шум шагов, повернул навстречу подходящему свое лицо, слишком выразительное, чтобы можно было его быстро забыть: скорее округлое, но с большим мясистым носом, кончик которого был как бы расщеплен пополам, и мощной челюстью, с обозначенными глубокими морщинами, свидетельствовавшими о том, что обладающий ими человек привык повелевать и властвовать, что, однако, не мешало всему этому в совокупности производить веселое, добродушное и дружелюбное впечатление. Это лицо умело улыбаться и не было лишено очарования, отметил Габриэль до того, как чужестранец обратился к нему:

— Приветствую вас! Вы прибыли как раз вовремя и, видимо, для того, чтобы вывести меня из этого жуткого состояния крайней растерянности, в котором я пребываю. Скажите, не было ли здесь прежде большого замка?

— Был, в самом деле…

— Это замок де Нервиль, не правда ли? Древнее благородное жилище с импозантными башнями? Когда-то давным-давно это было…

— «Давным-давно» — неподходящее слово, месье. Лучше сказать: «еще совсем недавно»…

— Ну, как бы там ни было, я его прекрасно знал. Тем более я был удивлен, увидев здесь только развалины. Казалось, он был построен на века. Может, его уничтожила страшная буря, которая нередко бывает в этих прибрежных районах? Что с ним произошло?

— Самое простое и наименее ожидаемое: последняя из рода де Нервилей его разрушила пять лет тому назад.

— Разрушила?.. Как вы сказали? Я не ослышался?

— Вы правильно расслышали, месье. Позвала землекопов с кирками. Они и разрушили замок до основания. А остальное потом растащили и сожгли.

Глаза чужестранца под нависающими густыми бровями округлялись, по мере того как Габриэль ему отвечал, в них сразу возникли холод и твердость стального клинка. Последние слова побудили его к новым расспросам:

— Сожгли? Растащили? И куда же? А камни, были ли они использованы для строительства другого жилища?

— Ничего подобного. Если потрудиться, их можно найти: они на дне двух последних затонов большой насыпи в Шербурге.

— Той самой насыпи, строительство которой было прервано два года назад?

— Совершенно верно, — сказал с горечью молодой человек, — из этого следует, что теперь они потеряны навсегда.

Они помолчали. Чужестранец поднялся, обнаружив стройность и тонкость талии, которую трудно было предположить, учитывая мощь его торса, впрочем, ноги, хотя и достаточно мускулистые, были коротковаты, и поэтому Габриэль оказался выше ростом, чем он.

— Можно ли сказать, что вы об этом сожалеете? — осторожно спросил путешественник. — Были ли вы связаны каким-нибудь образом с этим средневековым замком?

— Я здесь родился, служил до последнего дня и даже более того, ведь я — единственный, кто возвращается сюда, — ответил Габриэль с горечью, не ускользнувшей от его собеседника.

— Ну, не совсем так, потому что я тоже сюда вернулся. Представьте себе, этой истории уже больше двадцати лет. Однажды корабль, на котором я служил, пострадал после жестокого сражения с тремя английскими фрегатами в проливе Барфлер. В поисках места для починки он приплыл в Уг. Мы остались здесь надолго, и я успел подружиться с алантурцами… И этот замок де Нервиль… Здесь весьма уединенно жила одна молодая прекрасная дама, которая, как ни странно, оказалась моей отдаленной родственницей.

— Графиня Элизабет?..

— Да, в самом деле, таково было ее имя. Мы обнаружили это родство совершенно случайно, и я был счастлив, узнав об этом… Что с ней стало?

Перейти на страницу:

Все книги серии На тринадцати ветрах

На тринадцати ветрах. Книги 1-4
На тринадцати ветрах. Книги 1-4

Квебек, 1759 год… Р'Рѕ время двухмесячной осады Квебека девятилетний Гийом Тремэн испытывает РѕРґРЅСѓ РёР· страшных драм, которая только может выпасть РЅР° долю ребенка. Потеряв близких, оскорбленный Рё потрясенный РґРѕ глубины своей детской души, РѕРЅ решает отомстить обидчикам… Потеряв близких, преданный, оскорбленный Рё потрясенный РґРѕ глубины своей детской души, РѕРЅ намеревается отомстить обидчикам Рё обрести столь внезапно утраченный рай. РџРѕ прошествии двадцати лет после того, как Гийом Тремэн РїРѕРєРёРЅСѓР» Квебек. Р—Р° это время ему удалось осуществить СЃРІРѕСЋ мечту: РѕРЅ заново отстроил РґРѕРј СЃРІРѕРёС… предков – РќР° Тринадцати Ветрах – РІ Котантене. РЎСѓРґСЊР±Р° РІРЅРѕРІСЊ соединяет Гийома Рё его первую любовь Мари-Дус, РїРѕРґСЂСѓРіСѓ его юношеских лет… Суровый ветер революции коснулся Рё семьи Тремэнов, как Р±С‹ РЅРё были далеки РѕРЅРё РѕС' мятежного Парижа. Р

Жюльетта Бенцони

Исторические любовные романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза