Изгнанник

Принц поднялся с кресла и, гневно обернувшись к отцу, сжал кулаки. Шани на всякий случай повел правой рукой, приводя закрепленный на запястье кинжал в боевое положение.

– И кто же еще претендует на престол, батюшка? – с обманчивой мягкостью осведомился Луш. Миклуш значительно помолчал, доведя сына этой паузой до высшей степени отчаяния, и ответил:

– Да вот он. Вам сколько лет, декан Торн?

Хельга, совершенно не по протоколу, ахнула в голос.

– Двадцать пять, сир, – глухо ответил Шани: к такому повороту событий он не был готов и лихорадочно прокручивал в голове возможные варианты поведения.

Миклуш удовлетворенно качнул седой головой.

– Ну вот. Как раз двадцать пять лет назад я сослал на север свою беременную фаворитку, твою матушку. До места ссылки она не доехала, скончалась в пути во время родов. Ты воспитывался в монастыре Шаавхази. Здравствуй, сынок, я искренне рад тебя видеть. И глаза у тебя точь-в-точь как у твоей матери. Красавица была Альгин. Первая красавица. И на меня молодого ты похож. Одно лицо просто.

Слова государя прозвучали очень здраво и логично. Ни для кого не было секретом, что в свое время Миклуш прославился множеством побед на поле любовной брани, так что, в принципе, наследники престола могли бы по столице целыми отрядами маршировать. И среди них вполне мог бы оказаться и новый декан инквизиции. Найти совершенно законного претендента на корону было делом техники, не более того.

Шани подумалось, что старик переборщил. Владыка должен заботиться о чести рода, а не менять наследников, как перчатки, тем более – настолько нарочито. Впрочем, на то он и самодержец. На Земле какой-то древний русский царь просто взял и убил единственного наследника – и ничего, все сделали вид, что так и надо.

– Ложь! – воскликнул Луш, переводя налившиеся кровью глаза с Шани на Миклуша и обратно. Казалось, он вот-вот бросится в драку – и для него не имеет значения, кого завалить на пол: собственного отца или внезапно объявившегося родственника. – Вранье!

Миклуш встал и повел плечами – крепкий осанистый старик в эту минуту выглядел так, что всем присутствующим сразу стало ясно, кто здесь подлинный владыка и в чьей власти и карать, и миловать.

– Мне решать, что ложь, а что вранье, – весомо сказал он. – И назначать наследников – мое, и только мое дело. Ты здесь еще не государь, Луш. Помни об этом.

Лицо Луша опасно покраснело. Шани подумал, что принца вот-вот хватит удар, и решил, что пришло время брать дело в свои руки.

– Ваше высочество, – с достоинством произнес он, подойдя к Лушу почти вплотную, – не упрямьтесь. Если вы волнуетесь за вашу безопасность в походе, то обещаю предоставить вам лучших телохранителей из моего ведомства, – он понизил голос и продолжил: – А если вы боитесь покушения на престол, то я не претендую. Клянусь спасением своей души, что не имею такого намерения.

Несколько долгих минут Луш буравил его пронзительным взглядом, и Шани приготовился отразить крепкий удар слева, однако принц решил взять себя в руки и многообещающе прошипел:

– Берегись, братец. Я этого так не оставлю.

– Хорошо, – кивнул Шани. – Думаю, это потерпит до вашего возвращения домой, а пока пройдемте со мной к народу. Ваши верные подданные хотят увидеть своего принца.

Луш согласно качнул головой и вдруг обернулся к Хельге. Та вздрогнула и опустила глаза. Шани снова приготовился отражать удар: с Луша бы сталось залепить оплеуху ни в чем не повинному секретарю только ради того, чтобы выпустить пар.

– Эй, парень, – окликнул принц, глядя очень мрачно и недобро. – У тебя сестры случайно нет?

– Есть, ваше высочество, – ответила Хельга ломким мальчишеским баском. – Нас двойня у матушки. Близнецы.

– Шлюха твоя сестрица, парень, – весомо заметил Луш. – Недоглядела матушка.

Хельге только и оставалось, что проглотить обиду.

Дворцовая площадь, запруженная по-праздничному наряженным народом, приветствовала Шани и Луша восторженными воплями, развернутыми военными штандартами новообразованных полков и иконами на знаменах. Шани посмотрел по сторонам: да, похоже, сюда пришла вся столица – кто-то готов отправляться в священный поход прямо сейчас, а кто-то просто глазеет: вон зеваки расселись даже на деревьях и крышах. Он вскинул руку, призывая радостный люд к тишине, и произнес:

– Братья и сестры! Именем святой нашей матери Церкви я отпускаю вам ваши грехи прошлые, настоящие и будущие! Идите и вырвите у язычников нашу святыню! Не отдадим Круг Заступников на поругание варварам!

Толпа взорвалась ревом ликования. Несколько минут Шани смотрел на кричащих в экстазе горожан и думал, что в этом можно найти своеобразное удовольствие. Сейчас все эти люди были в его полной и безоговорочной власти: он мог послать их на смерть, разрушить ад или штурмовать небо, он мог приказать им умереть или убить друг друга – и они тотчас же выполнили бы его приказ с радостной улыбкой на губах. Это было что-то большее, чем любовь, восхищение или преклонение. Это была подлинная власть, имевшая невероятно притягательный вкус.