Изгнанник

Здесь было мирно, спокойно и даже весело. Запахи постоянно смешивались и искажались, поэтому младшему братцу приходилось идти на четвереньках почти всю дорогу, а старшие над его головой наперебой объясняли, и тем, кто оглядывался на дикого ребенка, и тем, кто просто шел себе мимо, — уже просто так объясняли, без разбору, лишь бы их не вздумали остановить и спросить о главном: что это они делают здесь, в парке, в этом маленьком парке в самом центре большого города.

— Мы играем.

— Он играет в собачку.

— Это наш братец, он чуть-чуть больной.

— Мы за ним следим, чтобы он не поранился.

— Это у нас такая игра — будто мы охотники.

— Он сам вызвался быть собакой, мы его не заставляли.

— Вы не думайте, мы хорошо к нему относимся.

— Ему нравится быть охотничьей собакой.

— Мы любим охотничьих собак.

— Мы любим собак.

— Мы вообще любим животных.

* * *

Жили однажды Зверь Лесной, Зверь Степной и Зверь Домашний, и все трое они взаимно охотились друг на друга, и с того жили: кто кого поймает, тот перед тем и молодец, а кого кто поймает, тот перед тем и добыча.

Вышел однажды Зверь Лесной на охоту, долго он шел и забрел в степь. А там все так странно: кругом пустота, под ногами трава несъедобная, и вдалеке скачет Зверь Степной. Этот-то явно съедобный, но догнать его — первая забота, одолеть — вторая, и сожрать — третья; как бы он сам тебя не сожрал между первым и вторым, а то и между вторым и третьим!

Но голод брал свое, и Зверь Лесной помчался догонять Зверя Степного. Бежал он по пустому пространству, спотыкаясь о комки сухой травы и отбрасывая в стороны старые кости, над которыми даже задумываться не хотел.

Зверь Степной между тем тоже заметил Зверя Лесного и развернулся к нему навстречу всеми своими клыками и рогами, да как зарычит!

От этого звука все старые кости, и все комья сухой травы, и сухая земля, и еще много чего мелкого, такого, что забивается в глаза, в уши и ноздри, полетело навстречу Зверю Лесному.

А потом из клубов пыли выскочил и сам Лесной Зверь и как вцепится в горло Степному — только брызги кругом, и веером, и струями, и все сделалось красным и бурым.

Грызут они друг друга, и каждый думает: «Сейчас сожму потуже челюсти, авось враг и околеет, и тогда я его съем».

И вдруг небо над ними померкло: это вышел на охоту Зверь Домашний, а он был лютее двух предыдущих Зверей и не в пример им свирепее, потому что жил он дома и много пил молока. Услышал он шум борьбы и сразу понял, что сейчас будет ему легкая пожива. Стоит над сражающимися и облизывается в ожидании.

И вдруг слышат все три Зверя громкий крик:

— Эй вы, Звери! Что это вы тут затеяли, а? Ну-ка признавайтесь!

Все три Зверя рычанье и клацанье зубов прекратили и разом повернулись на зычный этот призыв. И видят они — тролль Нуххар стоит перед ними. Рожа Нуххара лукава и черна, вместо глаз у него — кинжальные разрезы, вместо рта — щель как от удара мечом. Жуткий, в общем-то, видом тип, даже для тролля.

А Нуххар поэтому и сторонился других троллей, да и зверю не всякому показывался.

Родился Нуххар семнадцатым у матери-троллихи, которая, во-первых, никогда не имела мужа, во-вторых, никогда не производила на свет девочек, и в-третьих, никогда не любила своих детей. Она была самого низкого происхождения, отчего все рожденные ею дети оказались, как на подбор, во-первых, уродливы, во-вторых, глупы, и, в-третьих, нигде не желанны.

Нуххар, семнадцатый (а имелись, кстати, еще и восемнадцатый, и девятнадцатый, но с ними, как и с шестнадцатью старшими он не общался), в первые годы жизни от своих братьев ничем не отличался. На лицо урод уродом, нравом — себе на уме, и вообще — молчун и драчун. Таковы уж все они, сыновья той троллихи — разговаривали не языком, а кулаками, доходчиво.

Как-то раз увидел себя Нуххар в гладкой воде лужицы, собравшейся в каменной ложбинке посреди большого булыжника; вода была черна и чиста и хорошо отражала нуххарову образину.

Поначалу Нуххар даже глазам своим не поверил: неужто можно быть таким безобразным! До сих пор он как-то о подобных вещах не задумывался. А тут разглядел себя во всей красе — и поневоле задумался. Любой бы на его месте задумался.

Пошел Нуххар в деревню, от него все шарахаются.

Только одна троллиха не убежала, остановилась посреди улицы и прямо на Нуххара посмотрела.

— Что тебе надо? — спрашивает она.

— Хочу увидеть свое отражение, — ответил он.

— Только-то и всего? — засмеялась троллиха. — Ну так смотри!

И раскрыла глаза пошире, а он рожу приблизил и прямо в зрачки ей уставился.

«Может быть, вода в луже солгала? — думал Нуххар. — Ну так глаза троллихи не солгут. В чем-чем, а в них всегда отразится полная правда».

Но черные зрачки показали Нуххару в точности то же самое, что и черная влага на камне.

— Ух! — вырвалось у Нуххара. — Неужто я и впрямь так некрасив, как вижу?

Троллиха пожала плечами.

— Ты и безобразен, и низкого рода, и нравом груб, — сказала она. — Однако с этим тебе придется жить, и вряд ли найдется женщина, которая захочет разделить с тобой такую жизнь.

— Я понял, — проговорил Нуххар, — и благодарен тебе.