— Магией Слёз? — с интересом спросил Йегерос, — значит, так называется это искусство?
Я не стал ничего отвечать, ясно давая понять главе города, что не намерен это обсуждать.
— Что ж, с учётом того, что ты о нас узнал, наверное, нам стоит быть благодарными хотя бы за это. Спасибо, Дэмиен. Даже это для нас значит очень много.
Йегерос вышел. Агер же снова хлопнул меня по ноге и указал на стол:
— Твой завтрак там, Чешуйка. Ешь — и пошли работать. Если уж ты согласился — график у нас плотный. Население четыре дня ждало, пока ты придёшь в себя после этого психоза. Нервничают, сам понимаешь.
Самое странное, что на Агера мне теперь даже не хотелось злиться за слово психоз. Ведь, в самом деле, как ещё это было назвать? Сострадание — тоже по-своему великая сила. И, как говорится, тот, кто страдает, и тот, кто сострадает — не всегда одно и то же лицо.
Глава 3.7
Глава 7. Потомок вимрано.
Жизнь снова вернулась в прежнее русло. Как и прежде, три раза в сутки я вместе со своим стражником прибывал в назначенную точку и наполнял указанный сосуд водой. Теперь меня всё время сопровождал Агер, питомец которого, собственно, и носил меня к дальним точкам города. Впрочем, альбинос каждый раз интересовался, не желаю ли я размять ноги и пройтись пешком. Если идти было далеко — я старался не отказываться. Стоило давать телу хоть какую-то физическую нагрузку. Моэн и Таши теперь занимались распределением воды, а вот Гунрама я не видел уже трое суток суток. Или четверо. Впрочем, я давно уж отчаялся научиться определять здешнее время: девяносто процентов времени над моей головой висели два палящих солнца, которые в плане времени мне ни о чём не говорили, так что я просто верил своим стражам на слово.
Ощутимо изменилось и поведение жителей Кастильвы. Как я уже упоминал, их отношение ко мне со временем менялось. Как говорит известная пословица: сделаешь человеку добро один раз — он скажет спасибо, сделаешь два раза — воспримет это как должное, сделаешь три раза — он ещё и недоволен останется. Такое же недовольство со временем стало проявляться и в поведении обычных горожан: то и дело долетали шепотки, что и воды я даю мало, и по городу путешествую медленно, и вообще я разленился, а мог бы и больше работать для нуждающихся-то. Но, тем не менее, сейчас я имел удовольствие наблюдать, как жители снова стали робкими пугливыми и покорными. Не исключено, что по той причине, что им было прекрасно известно, по какой причине они докатились до этой жизни, и, главное, что я думаю по этому поводу. А, может, и потому, что наша дуэль с Агером тоже не стала для них секретом. Хотя, скорее всего, и то, и другое сразу. Что ж, это даже хорошо. Раньше меня, судя по всему, воспринимали как ходячий источник воды, без своих чувств, эмоций и переживаний. Теперь же внезапно выяснилось, что всё это у меня есть, равно как и собственное мнение по поводу происходящего. И, как ни странно, игнорировать которое чревато определёнными последствиями.
И снова этот психологический момент, который я, наверное, никогда не смогу понять. Вот делаешь плохо другим — и они к тебе хорошо. Делаешь другим хорошо — и они моментально начинают наглеть и садиться на шею. Как здесь выдержать баланс между кнутом и пряником? Мне неизвестно. Наверное, кнут стоит иногда показывать. Чтобы, так сказать, помнили, что существует не только пряник. А здешний кнут на себя пришлось принимать Агеру.
Стоит отметить, что отношение к Агеру простых жителей тоже заметно изменилось. Если раньше на него смотрели, как на обычного слугу закона, которому под руку лучше не попадаться, то теперь на него взирали с почтением и уважением. Вероятно, не осталось для граждан секретом и то, что лишь благодаря Агеру они продолжают получать воду. И это была интересная перемена, раньше такими взглядоми одаряли лишь Йегероса. На что Агер большей часть старался не обращать внимания. Но порой на его лице нет-нет, да и мелькала довольная усмешка. Вероятно, ему с его экзотической внешностью редко доводилось становиться объектом повышенного внимания… с позитивной стороны этого дела. С другой стороны, он буквально готов был пожертвовать своим здоровьем и даже отдать жизнь, чтобы только убедить меня продолжать снабжать город водой. После такого даже самый закостенелый ханжа признает, что альбинос имеет полное право собой гордиться.