Меня начал одолевать инстинктивный ужас. А что если этот рано — бессмертный? И чем сильнее я его увечу, тем ближе подвожу к черте, за которой его будет просто невозможно убить? Пытаясь взять передышку, я сотворил множество острых ледышек, засыпав ими практически всё поле. И — точно так же бесполезно, Агер ступал по ними босыми ступнями, как по песку.
Понимая, что иного выбора у меня нет, я вызвал настолько много воды, насколько был в состоянии. Агер снова попытался провести свою атаку — и снова не преуспел. Вот только теперь, потеряв равновесие, подняться он уже не успел. Сотворив из воды длинный ледяной шип, я пригвоздил его левую ладонь к земле. Он попытался было рвануться, но удар молотом по груди заставил его снова упасть навзничь. Следующий удар был про ледяному шипу, который ещё глубже вошёл в искалеченную ладонь. Следом второй шип пригвоздил к земле его вторую ладонь, а через секунду молот «зафиксировал» и эту руку.
— Да сколько тебя, чёрт подери, надо убивать?! — заорал я, подскакивая к нему. Агер же просто смотрел на меня, безумно улыбаясь. Уже совершенно не соображая, я собрал всю оставшуюся воду в единый ледяной шип, намереваясь вогнать его в грудь альбиноса. И невольно остановился — этот удар точно будет смертельным, такого даже он не сможет пережить. Но больше я ни о чём подумать не успел. Ибо слишком поздно понял, что оставлять здоровенному рано свободные ноги было ошибкой. Ибо тот умудрился подобрать под себя ногу, а в следующий момент я получил такой сильный удар пяткой в брюхо, что отлетел, наверное, метров на пять назад. Попытки прийти в себя ни к чему не привели: едва я упал на землю, как послышался отвратительный хруст, а через мгновение Агер уже сжимал моё горло, одновременно придавив коленом живот. С учётом того, что я лежал на спине, мой хвост уже ничем не мог мне помочь… и воздух заканчивался слишком быстро. Я изо всех сил пытался оторвать руки Агера от своего горла, но это было бесполезно: мало того, что без магии перед могучими рано у меня не было никакого преимущества, так ещё и хлеставшая из ладоней кровь делала их скользкими, не оставляя ни единого шанса вырваться. В глазах потемнело, и я, понимая, что это конец, отпустил руки Агера…
И в этот самый момент, за мгновение до того, как я потерял сознание, он перестал меня душить. После чего, подняв на руки, пронёс через всю комнату и, усадив около стены, аккуратно надавил на горло. И картинка перед глазами снова стала чёткой и светлой. И я, посмотрев на Агера, увидел, что он до сих пор продолжает улыбаться.
— Славный бой, Чешуйка, — с одобрением прохрипел он, — молодец, много злобы из себя выплеснул… Правильно, нечего её в себе копить, ничего хорошего из этого не выходит… Ты можешь сказать, что я лицемер, мол, сам же знать поганую ругаю последними словами — и, да, так и есть… И понимаю я, что ни мне, ни им от этого не хорошо, да только этот яд в моей душе пустил уже слишком глубокие корни.
Он откинулся и захохотал булькающим смехом. И я, почти невредимый, разве что с парой ссадин на морде и синяком на брюхе, смотрел на него, с жуткими вмятинами на висках, с кровоточащим брюхом, с окровавленными ладонями — и понимал, что боялся его. Существо, которое с таким пренебрежением относилось к своему собственному телу, просто морально подавляло. Наверное, это была высшая ступень развития своего тела: преодолеть страх перед болью и подчинить её себе, поставить на службу.
— А, надо признать, дерьмо ты из меня знатно выбил, Чешуйка, — снова прохрипел Агер, — давно, давно у меня не было такого развлечения… такой схватки, чтобы всерьёз, чтобы с высокими ставками… каким же я себя сейчас почувствовал живым, свободным, счастливым. И не надо трусить, — добавил он, по-своему истолковав испуг в моих глазах, — ничего страшного ты мне не сделал. Джул меня за три дня подлатает. А ты так вообще уже завтра сможешь снова по городу идти да воду всем раздавать.
Внезапно он повернулся ко мне и взял за грудки. Крепко, и вместе с тем — бережно.
— Прости нас, Чешуйка. Прости за эти ужасные вещи всех нас. Те, кто решили претворить этот кошмар в жизнь, давно умерли, и теперь страдают их потомки. Заслуживаем ли мы такой жизни — проклятье, конечно, заслуживаем. Но мы просим от тебя шанса. Всего лишь шанса вернуть всё в своё русло.
Он отпустил меня и осторожно ткнул в грудь.
— Хоть я сейчас и одолел тебя в бою, но ты — тоже сильный. Ты, пылая ненавистью, мечтал вогнать мне в грудь свой ледяной кол — и всё же ты этого не сделал. Значит, ты понимаешь, какие нам пришлось пережить страдания. А ведь самые важные дела в жизни… они ведь совершаются не ради чего-то, а вопреки чему-то. Дай нам шанс, Чешуйка… мы ведь многого не просим… всего лишь шанс.
И в этот момент сознание меня оставило. Слишком уж опустошительным оказался этот бой.