Изгнанник из Спарты

- Ты хочешь, чтобы я тебе врезал по физиономии? - осведомился Аристон.

- Нет. Я хочу, чтобы ты меня успокоил. Ты же не спишь с ним, Аристон, правда? Меня бы это очень огорчило.

- Я с ним не сплю. Ни с ним, ни с кем-либо другим. После того как я шесть месяцев прогостил у Поликсена, единственное чувство, которое я испытываю от мужской ласки и поцелуев, - это тошнота. Ну что, успокоилась?

- На этот счет да.

- Ага! Теперь наконец мы приближаемся к сути. Итак, речь идет о деле, потребовавшем столь длинного и тщательного вступления?

- Ну да. Ох, Аристон, ягненочек, я так напугана! Ничего подобного раньше не случалось!

- Чего не случалось?

- Его сестра. Я имею в виду Даная. Так вот, его сестра Хрисея - она приходит сюда, в мое заведение!

- Зевс Громовержец! - воскликнул Аристон.

- И великая Гера, мать богов! - прошептала Парфе-

нопа.

- Как? Как она могла? Это совершенно невозможно, - он осекся на полуслове и нахмурился. - Нет, - произнес

он после некоторого раздумья. - В этом нет ничего удивительного, разве не так? Если учесть, что Пандор и Халкодон не вылезают из бань Поликсена или Гургоса, где они предаются разврату с беззащитными мальчиками, что Брим обогащает все притоны Пирея, то единственный человек, от кого ей всерьез нужно прятаться, - это Данай.

- Который не отходит от тебя, - язвительно вставила Парфенопа.

- Не всегда. Но он сейчас проходит подготовку к предстоящей экспедиции против Сиракуз, а это значит, что ему, возможно, приходится ночевать в казарме. Так что никто не может ей помешать.

- Кроме тебя. Ты можешь все рассказать Данаю. Сообщить ему.

- Нет, Парфенопа. Данай очень консервативен в этих вопросах. Наверное, это его реакция на поведение отца и брата. Скорее всего, он станет бить ее, а потом… Парфенопа, зачем она приходит сюда? Встречаться с любовником? Или ей нравится продаваться?

- Ни то, ни другое, клянусь Артемидой! Я дам голову на отсечение, что она непорочна, как горные снега. Более того, ей было бы непросто расстаться со своей девственностью, даже если бы она этого захотела. Она тощая как жердь и уродливее дочери Гекаты. Ее груди величиной со сливы, а бедра…

- Ты несправедлива к ней, Парфенопа, - сказал Аристон.

- Да нет же, ягненочек! Напротив, она мне нравится! Ее маленькая чудная головка кое-что соображает. Она приходит только после полуночи, закутанная в покрывало, как египетская мумия, причем через дверь, предназначенную для торговцев и слуг. Я настояла на этом после того, как пришла в себя от шока, вызванного ее первым появлением;

узнав, кто она такая, я просто лишилась дара речи и могла только благодарить богов за то, что она каким-то чудом ни с кем не столкнулась в прихожей. Зачем она пришла? Чтобы я дала ей ту привлекательность, которой ей, по ее мнению, не хватает. И вовсе не для того, чтобы зарабатывать себе на хлеб чем-либо постыдным. Она всего-навсего хочет просто выйти замуж - за кого-нибудь вроде тебя. За этим она и

пришла. Ее брат как-то проговорился, что ты завсегдатай этого заведения. Знаешь, ты ее очень интересуешь. Правда, к этому интересу примешивается некоторая враждебность. Она думает, что ты занимаешься всякими грязными штучками с ее братом, и, согласись, что вполне соответствовало бы тому, что ныне творится в Афинах, так что ее не в чем упрекнуть. Беда в том, что я не знаю, что мне с ней делать. Это совершенно уникальная ситуация. Все остальные девушки благородного происхождения, которые попадают сюда, до того уже теряют свой дом, репутацию, невинность. С Хрисеей дело обстоит иначе. Она как бы между двух миров, и, похоже, это небезопасное положение ей нравится. Но если она попадется, мне конец. Этот старый, - Парфенопа употребила чрезвычайно неприличное аттическое выражение, примерно означающее “любитель минетов”, - Пандор потребует все мое состояние до последнего обола в качестве компенсации за развращение своей дочери. И выиграет дело, не сомневайся.

- А ей ты это говорила?

- Разумеется. Но она только рассмеялась. Говорит, что беспокоиться абсолютно не о чем. Уверяет меня, что в случае, если мне будет когда-либо предъявлено подобное обвинение - а, по ее мнению, шансы на то, что этот дряхлый извращенец застукает ее, крайне невелики, с чем, в общем, можно согласиться, если иметь в виду порядки, царящие в этом доме, - то все, что от нее потребуется, - это открыть лицо, сбросить одежду. “Она сама спадет, так как у меня нет бедер, на которых она могла бы держаться”, - заявляет она. - Ив голом виде предстать перед гелиэей. “И тогда, - говорит она мне, - это обвинение рухнет под собственной тяжестью, или, если хочешь, под моей невесомостью. Ибо, посуди сама, кому из увидевших меня обнаженной и имевших удовольствие пересчитать все мои кости под этой бледной кожей, не покрывающей ничего, кроме них, может прийти в голову, что кто-либо пожелает подвергнуться хоть малейшему риску ради моего развращения?”

- А голова у нее варит! - заметил Аристон.

- Да, но в основном яд для ее язычка. Ох, ягненочек,

что же мне делать? 282

- Ничего, я ей сам займусь. Когда она собирается опять появиться?