Изгнанник. Пьесы и рассказы

В одном и том же месте. (Пауза.) Может быть, маленький сосудик. (Пауза.) Маленькая артерия. (Пауза. Одушев­ляясь.) Ну ладно, так на чем я остановился? (Пауза. Повествовательным тоном.) Незнакомец медленно прибли­жался ко мне, он полз на четвереньках. Удивительно блед­ный и худой, он был, казалось, на грани... (Пауза. Обыч­ным тоном.) Нет, это уже было. (Пауза. Повествователь­ным тоном.) Установилась долгая-долгая пауза. (Обычным тоном.) Красивое место. (Повествовательным тоном.) Я невозмутимо набил трубку — пенковую трубку... зажег ее... скажем, с помощью серной спички, сделал несколько затя­жек. А-ах! (Пауза.) Говорите же, я вас слушаю. (Пауза.) В тот день был страшный холод, ноль на градуснике. Но так как был канун Рождества, в этом не было ничего... ни­чего удивительного. Погода соответствовала календарю, как нередко случается. (Пауза.) Нуте-с, каким же ненастным ветром вас сюда занесло? Он поднял ко мне лицо, все черное от грязи, смешанной со слезами. (Пауза. Обычным тоном.) Недурно, сойдет. (Повествовательным тоном.) Нет-нет, не смотрите на меня, не смотрите на меня! Он опустил глаза, бормоча что-то, по-видимому, в свое оправ­дание. (Пауза.) Я очень занят, сами понимаете — празд­ник. (Пауза. С нажимом.) Какова причина вашей навяз­чивости? (Пауза.) В тот день, помнится, было яркое-яркое солнце, пятьдесят по гелиометру, но оно уже сади­лось... спускалось в... страну мертвых. (Обычным тоном.) Красиво. (Повествовательным тоном.) Но довольно же, не мешкайте, представьте без отлагательств ходатайство ваше, ибо меня ждет бездна дел. (Обычным тоном.) Каков язык! Ну вот. (Повествовательным тоном.) И тут-то наконец он решился. Речь идет о моем ребенке, сказал он. Ай-ай-ай, о моем ребенке. О моем мальчике, прибавил он, словно пол мог иметь тут значение. Откуда он сам? Он назвал какое-то захолустье. Чуть не полдня на лошади. Не хоти­те ли вы этим сказать, что там до сих пор еще есть насе­ление? Нет-нет, ни души, не считая его и ребенка — если тот существует. Так-так. Я осведомился о ситуации в Кове, по ту сторону пролива. Полное безлюдье. И вы думаете, я вам поверю, будто вы бросили там своего малыша, да еще живьем? Ну, знаете ли. (Пауза.) В тот день, помнится, был страшный ветер, сто по анемометру. Он вырывал с кор­нем мертвые пихты и уносил... прочь. (Пауза. Обычным то­ном.) Тут не дотянуто. (Повествовательным тоном.) Ну­те-с, говорите, чего вам от меня надо, мне пора украшать елку. (Пауза.) Короче говоря, в конце концов я заключил, что он просит у меня хлеба для своего ребенка. Хлеба! Обыкновеннейший нищий. Хлеба? Но у меня нет хлеба, он вреден для моего желудка. Так. Тогда, может быть, немного зерна? (Пауза. Обычным тоном.) Сойдет. (По­вествовательным тоном.) Зерно у меня действительно есть. В моих закромах. Но пораскиньте мозгами. Я дам вам зер­на, килограмм, ну, полтора килограмма, вы отнесете его своему ребенку и сварите ему — если он еще жив — горшо­чек кашки.

Нагг оживляется.

Ну, полтора горшочка очень питательной каши. Хорошо.

Сцена из спектакля «Эндшпиль» (постановка 1958 г.)