— Ищу-ищу вас обоих… Где вы пропадаете? Я уж чего только ни подумал ночью… — в одной руке юноша нес серебряный браслет Тессетена, а через другую перекинул ее платье.
— Пусть не иссякнет солнце в сердце твоем! — переворачиваясь со спины на живот, проговорила она в ответ. Фирэ был слегка озадачен ее непривычно безоблачным настроением. Осознав, что это за браслет, Ормона почувствовала болезненный укол тревоги и подскочила на колени: — Он забыл браслет — вот зимы и вьюги!
— Я передам ему. Я к тебе извиниться.
— Ты-то за что?
— Я вчера плохо подумал о тебе… очень плохо… Так нельзя было думать о тебе… Ты была неправа, просто ужас до чего неправа… Но я не спал, поразмыслил ночью, все сопоставил и начал тебя понимать… Хоть ты и в самом деле неправа. Ну чего бы ты достигла, убив в ней часть моего «куарт»? Ему же до рождения — пара десятков дней! Он тем более не пришел бы к тебе после этого!
Ормона отмахнулась, поманила его к себе и обняла за шею:
— Вчера — это тысяча лет назад, мой мальчик! Скажи, ты что-нибудь видишь, или мне всё приснилось?
— Что с тобой, Ормона? Ты сегодня…
Тут он своим целительским взглядом рассмотрел кое-что у них над головами и замер, не веря своему счастью.
— Саэти! — почти беззвучно прошептали его губы.
— Я сама не могу поверить… — призналась Ормона.
— Саэти! Саэти! — нежно повторял он, протягивая ладонь к мотыльку, и паутинка доверчиво присела на кончики пальцев.
— Ты только ему не говори. Я хочу первая посмотреть на его физиономию, когда он ее разглядит!
Фирэ легко засмеялся и уже сам обнял попутчицу Учителя:
— Я знал! Я ждал ее, но не смел надеяться, что все обернется таким наилучшим образом! Можно?
Ормона кивнула, и он осторожно приложил ладонь к ее животу чуть ниже пупка:
— Рад видеть тебя, Саэти, рад видеть, моя Мечта…
— Не могу поверить… — прошептала Танрэй, в ужасе глядя на понурого Ишвара.
Будь его кожа не столь темной, ученика можно было бы назвать смертельно бледным.
— Ты уверен, что все понял правильно? А? Ишвар? Уверен? — женщина потрясла его за плечо, все еще втайне надеясь, что кхаркхи что-то напутал.
— Один из них — тот, который злой — сказал атме Дрэяну, что это ему поручила сделать атме Ормона. А потом атме Дрэян надел на себя белый плащ гостя, и тот был в крови…
— Они говорили на ори, ведь правда?
— Да. Но я хорошо понимаю ваш язык. Вы ведь знаете…
— А как
— Я провожал Хэтту… — он слегка смутился: все, что касалось сердечных взаимоотношений, в его племени было почти табуировано. — И обратный путь лежал мимо дома атме Кронрэя. Я увидел людей. Побоялся, что гвардейцы рассердятся… И решил переждать. Но они не уходили. Я спрятался, а потом увидел…
— О, Природа…
— Я никому не мог сказать, кроме вас… Не знал, как быть… Не выдавайте меня, я очень боюсь их…
— Я должна знать точно… Ишвар, замени меня сегодня на уроке, прошу тебя. Если кто-то из ори спросит, где я, скажи: «Атме Танрэй стало нехорошо, и она отправилась отдохнуть». Куда — не говори. Скажи, я не сказала.
Танрэй набросила на плечи накидку, завернулась в нее и побежала домой. Ей было тяжело подниматься в гору, потому что дом их стоял на возвышенности, но молодая женщина пересилила себя и, не сбавляя шага, добралась до места. Соседи с удивлением смотрели на нее, а она едва успевала отвечать на приветствия.
Задыхаясь, она открыла двери, присела у порога и перевела дух. Тут же с верхнего этажа к ней бегом спустился Нат, заглянул хозяйке в глаза, тревожно обнюхал ее руки. Танрэй нетерпеливо оттолкнула от себя морду волка, ухватилась за его спину и поднялась. Он дернулся следом за нею.
Женщина вытащила из ящика в кабинете мужа картинку, которую рисовала когда-то давно. Это был Кула-Ори, еще недостроенный, еще совсем не такой, каким стал теперь.
— Сиди, Нат! — ей пришлось применить силу, чтобы затолкнуть зверя в дом и запереть за собой двери.
Волк с рычанием бросился на них с обратной стороны. Танрэй оглянулась. Он вел себя необычно. В какую-то секунду в голове ее промелькнула мысль взять Ната с собой, но это было опасно.
Молодой длинноволосый мужчина в старинной одежде метался по комнатам, но руки его свободно проходили сквозь стены, двери и окна, не способные ничего открыть и выпустить тело зверя.
— Как же я недосмотрел? Она же что-то задумала… Ну придите же хоть кто-нибудь! Откройте эту дверь, пропади она пропадом!
Он не знал, что предпринять, только страшное предчувствие терзало его и понуждало к бессмысленным действиям.
«
Ему не отвечали, его не слышали. Она была далеко, да и мог ли он быть уверен, что после вчерашнего хранитель сердца не воспользуется беспомощностью его подопечной и?..
Мутциорэ не хотел и думать, что будет тогда…