Изгнанник вечности

— Хороший у вас мальчишка получился, — Паском перевязал пуповину младенца, затем правильно запеленал его и отдал матери. — Думай лучше о нем, Возрожденная. О своем Коорэ.

Она кривовато усмехнулась и что-то сказала, будто плюнула. Седой кулаптр пощупал ее лоб:

— Да у тебя жар, девочка, ты горишь… Только этого нам сейчас не хватало…

— Ну вы же всегда хотели испытать, как я справляюсь с вашими заданиями, горю или не горю, все равно… — женщина закрыла глаза. — Что же вас удивляет?

Тессетен покосился на нее не без удивления, с тоской узнав знакомые ехидные интонации и дерзкий вызов Учителю. Если бы он не видел собственными глазами той озаренной светом Волчьей звезды погребальной капсулы, то…

— Мне нужно как следует тебя осмотреть, Танрэй, — продолжал старый целитель. — Постарайся встать, пойдем ближе к свету. Отдай Коорэ отцу, девочка!

Ал протянул руку и нерешительно коснулся кончиками пальцев щеки сына.

Черные глаза проследили за ним из-под грязно-русых волос израненного Тессетена. А губы экономиста едва слышно пролепетали:

— Лишь рассудком ты сможешь прикоснуться к сыну своему… Всегда, кэанасаасирро[28], всегда…

Глава двадцать шестая, где пути-дороги героев расходятся, а испытания продолжаются, где явь смешивается с фантазиями, фантазии — с нереализованными желаниями, а желания гаснут под напором жестокой реальности

Странное что-то было в глазах Учителя, когда во время стоянки он подозвал Фирэ и, тронув пятками бока своего жеребца, отъехал в вечеряющую степь.

Множество взглядов последовало за Сетеном: часть гвардейцев теперь подчинялась им двоим, Фирэ и его приемному отцу, и в каждом из ребят ощущалось то трепетное уважение, с каким солдаты выполняют приказы полюбившихся им командиров и вслушиваются, не заставляя кричать.

Трещина, пролегшая между мирами старых друзей — Ала и Тессетена, — с каждым днем ширилась. Ал стал неоправданно властным и почти не принимал никаких возражений со стороны старого приятеля, не говоря уж об остальных. Он все решал сам при молчаливом попустительстве кулаптра Паскома, который сильно сдал после того тяжелого боя, когда и ему тоже пришлось войти в состояние нежити. Фирэ казалось, тот как-то сник и опустил руки — задал направление пути, да и отступил на второй план, занимаясь теперь исключительно целительской деятельностью. И громадный караван — несколько тысяч людей и вьючных животных — потянулся по ледяным степям преобразившегося после сдвига земной коры материка Рэйсатру.

Фирэ пустил свою гайну рысью и догнал Учителя.

Мрачное небо опять грозилось снегопадом.

— Я переговорил с нашими ребятами на совете, — по обыкновению негромким и усталым голосом сказал Тессетен, останавливаясь у небольшого перелеска. На деревьях еще виднелись не опавшие, но скрученные и черные листья. — После того, что было сегодня, ни один из них не желает больше находиться в составе, который возглавляет Ал…

Он имел в виду недавнюю стычку с очередным отрядом мародеров, носившихся теперь по материку с оголтелостью безнаказанных мерзавцев. Дабы пресечь бегство многих слабых духом, Ал показательно, на глазах у всех, всадил свой псевдоаллийский меч в грудь едва не состоявшемуся дезертиру.

— Что с ним такое происходит, Учитель? Я слышал пересуды, и все сходятся на том, что Ал будто потерял душу. Но мы ведь с вами видели, все было совсем наоборот!

— Я не знаю, мальчик, не знаю, — почти со стоном ответил тот, разминая пальцами колено больной ноги и зябко кутаясь в меховую накидку. — И, если честно, меня это уже не интересует.

Фирэ подумал, что с его хворью нельзя мерзнуть, иначе боль будет только усиливаться до нестерпимости, но что тут поделаешь…

— Это вам нужно было забрать атмереро, — пробормотал юноша. — Вам, а не ему. Тогда ее силы пошли бы впрок, а не так, как ими распоряжается ваш друг…

Он сознательно не называл того Алом. Для него Ал был только один, и за ним Фирэ готов был идти хоть до Селенио. И кроме того, теперь молодой кулаптр окончательно убедил себя, что тот выстрел в брата был сделан другом Учителя неслучайно: Ал и в самом деле собирался убить Дрэяна.