Изгнанники

Выполнив малоприятную, но необходимую обязанность, то есть раздав всем сестрам по серьгам и продемонстрировав, какой он грозный и непреклонный, Соломин, посмеиваясь, отправился в рубку. Там, в окружении старших офицеров крейсера, он составлял список техники, которую надо будет вытребовать из консервации, подсчитывал ориентировочную потребность в людях, а главное, прикидывал стоимость модернизации устаревшей техники. Суммы выходили такие, что впору было за голову хвататься. Впрочем, первый этап предложенного императором плана можно было провести и без модернизаций, а дальше видно будет. В конце концов, не со сверхдержавой воевать собирались, а с мелюзгой. Ну а что для чукчи крейсер – то для белого человека катер, поэтому на первом этапе и так сойдет. А потом и имперские верфи немного освободятся, и денег можно подсобрать. Ну, в конце концов, во вновь создаваемом государстве далеко не все будут пользоваться равными правами, кого-нибудь можно и банально ограбить. Особенно из тех, кто в это государство и не войдет. А еще у Соломина намечался тяжелый разговор с Бьянкой.

Правда, как раз он прошел легче, чем предполагалось. Девушка уже смирилась с тем, что ей придется отправляться учиться, так что пошмыгала немного носом, изображая обиду, и все. Да и Соломин за нее сейчас не волновался – императору Бьянка понравилась, а значит, пакостей ожидать не приходилось, во всяком случае, в открытую. Император Радислав правил жестко, и за годы на троне всех приучил к мысли, что конфликтовать с ним не стоит.

Ну, вот и все. Инструкции получены, разговоры завершены, пряники розданы и вопросы утрясены. Через неделю после торжеств крейсер "Альбатрос снялся с орбиты и ушел в неизвестность. Где в следующий раз суждено было всплыть капитану, точнее, уже адмиралу Соломину, никто не знал, но и сомневающихся в том, что будет это как минимум громко, не находилось. Знал нюансы, пожалуй, только император, да еще некий офицер разведки с трудно запоминающейся внешностью и самыми простыми русскими именем и фамилией. Только спрашивать первого из них никому не пришло бы в голову, а второй... Второй лишь хитро усмехался, и что он знает, а что нет, не мог сказать никто.

Столица. Загородная резиденция императора. Три часа спустя.

   – Бьюсь об заклад, не пройдет и месяца, как вся "свободная пресса" поднимет вопли о зверствах русских пиратов.

   – Поднимут, конечно, куда же они денутся.

   – Ваше...

   – Мое, мое. Ты что, думаешь, я не понимаю, чем это кончится? Плохо же ты думаешь о своем императоре.

   – Нам это может выйти боком. Русских и так едва терпят, и то лишь потому, что боятся.

   – Вот именно. А теперь подумай, во что это перерастет. Бояться можно до определенного предела. Если страх перейдет определенную грань, люди забудут обо всем. Даже инстинкт самосохранения уйдет на второй план. И тогда будет война, которая кончится плохо для всех. А мы, будем говорить честно, уже несколько поколений нагнетаем этот страх, потому что если этого не делать, он, оставшись на одном уровне, станет привычным и утратит свой эффект. Наши предки ошиблись – запугав всех до потери пульса, надо было искать альтернативу, а им понравилось пугать. Аналитики говорят, что этот нарыв уже готов лопнуть и, когда это произойдет, неясно. В любой момент, хоть завтра. Именно поэтому нам просто необходим предохранительный клапан.

   – Но я не совсем понимаю...

   – А ты подумай, у тебя же есть голова на плечах. Или что, адмиральские погоны тебе велики? Что-то сомневаюсь.

   – Но я действительно не совсем понимаю, как очаг напряженности у наших границ может быть нам выгоден.

   – Да все же просто! Будут вопли про русских пиратов, мы от них официально открестимся, и тогда все по очереди начнут пробовать Соломина на зуб. Может, и вместе, но вряд ли – он им будет казаться слишком мелкой сошкой. А он – профессионал, который отрывал головы и не таким умникам. Главное, дать ему возможность укрепиться. Может, его и сметут, но это, в любом случае оттянет внимание от нас и даст империи время. Даже если мы не сможем решить проблему миром, то хотя бы введем в строй новые корабли и получим подавляющий перевес в силах.

   – Рискованно.

   – Я знаю. А ты можешь предложить другую альтернативу? Любая уступка будет расценена этими уродами, как слабость, и ты это тоже прекрасно знаешь. Тогда процесс будет уже не восстановить, и любое наше трепыхание только ускорит большую войну. Нет уж, пусть они выпустят пар, сражаясь с нашим доминионом – все равно люди там, будем называть вещи своими именами, ни разу не русские. А если Соломин еще и ухитрится им навалять, они вообще зарекутся с нами связываться.

   – Как бы не переборщил – он ведь у нас сторонник жестких мер.

   – Да и пускай, нам-то что с того? Даже в геноциде нас обвинить ни у кого не получится, отщепенцы – они везде отщепенцы. Или тебе жалко каких-нибудь англичан или, того хлеще, французов? Они нас, кстати, никогда не жалели.

   – Да нет, плевать мне на них.