Изгнанники (без указания переводчика)

— А по-моему, на свете все перемешано, — ответил Амос. — Посмотрите на это солнце, еле выглядывающее из-за деревьев, на розовый отблеск облаков, на реку, извивающуюся, словно розовая лента, позади нас. Много раз, лежа в лесу и раскуривая трубку, я чувствовал прелесть табака, красоту желтеющих кленов, пурпур ясеня, выделяющегося своими яркими красками среди кустарников, и тогда понял глупость человека, сомневающегося в создании мира для нашего счастья.

— Слишком ты много раздумывал в этих лесах, — проворчал Эфраим Сэведж, беспокойно вглядываясь в Грина. — Смотри, парень, не поставь слишком большой парус для твоего судна и не доверяй чересчур своему разуму. Ты отпрыск предков, отряхнувших прах Англии от ног своих, чтобы не поклониться Ваалу. Думай побольше о том, что делается вокруг, и не залетай слишком высоко. Но что это со стариком? Ему, видимо, не по себе.

Старый купец, перегнувшись через поручни, печально смотрел усталыми глазами на серый извилистый след, отмечавший дорогу в Париж. Адель поднялась на палубу и, не думая о предстоявших ей тревогах и опасностях, согревала худые похолодевшие руки старика, нашептывая ему слова любви и утешения. Они доплыли до того места, где в тихой до тех пор реке начинал чувствоваться прибой. Старик с ужасом смотрел на бушприт, медленно подымавшийся в воздухе, и отчаянно хватался за словно исчезавшие из-под его рук поручни.

— Все в руках Божиих, — шептал он, — но, Адель, как страшно сознавать, что его длань распростерта над нами.

— Пойдемте со мной, дядя, — проговорил де Катина, беря старика под руку, — вы не отдыхали уже давно. Прошу тебя, Адель, пойди спать, моя дорогая. Путь был не из легких. Пожалуйста, отправляйтесь спать, а когда проснетесь — и Франция, и все ваши тревоги будут уже так далеко.

Когда отец и дочь ушли с палубы, де Катина подошел к Амосу Грину с капитаном.

— Я рад, что уговорил их сойти вниз. Амос, — сказал он, — боюсь, что нам предстоят еще тревоги.

— Какие?

— Видите сероватую полосу дороги, идущую вдоль одного берега реки? За последние полчаса я уже два раза видел на ней силуэты всадников, мчавшихся, словно от погони. Видите там колокольни и дым… это Гонфлер и эти люди скакали туда. Только гонцы короля могут мчаться так бешено в столь поздний час. О, смотрите, вот и третий.

На серой полосе, извивавшейся среди зеленых лугов, виднелось темное пятно, двигавшееся до чрезвычайности быстро. Оно пропало за группой деревьев и появилось снова, направляясь к далекому городу. Капитан Сэведж вынул подзорную трубу и навел ее на всадника.

— Э, э, — пробурчал он, пряча трубу. — Это солдат. Я вижу блеск ножен, висящих у него с бакборда. Думаю, что ветер окрепнет. С хорошим норд-вестом мы скоро покажем пятки Франции, а теперь любая галера или военное судно могут быстро догнать нас.

Де Катина, плохо говоривший по-английски и научившийся только понимать этот язык в Америке, тревожно взглянул на Амоса Грина.

— Боюсь, что мы навлечем неприятности на доброго капитана, — проговорил он, — ив награду за свое гостеприимство он рискует потерять сразу и груз, и судно. Справьтесь, не пожелает ли он высадить нас на северный берег. При помощи денег мы могли бы пробраться в Нидерланды.

Эфраим Сэведж приветливо и мягко посмотрел на своего пассажира.

— Молодой человек, — начал он, — я вижу, вы немного понимаете мой разговор. Скажу вам прямо, меня трудно напугать. Всякий, кто плавал со мной, подтвердит вам это. Я только крепче стисну румпель и держу мой курс. Понимаете?

Де Катина утвердительно кивнул головой, хотя, по правде говоря, он не особенно понял смысл метафоры моряка.

— Мы подходим к этому городу и минут через десять будем знать нашу судьбу. А пока послушайте-ка историю, рисующую человека, с которым вам предстоит поплавать. Это происшествие случилось лет десять тому назад, во время шлепанья на "Быстром", бригантине в шестьдесят тонн, между Бостоном и Джэмстоуном; на юг я таскал лесной материал, звериные шкуры и меха, а на север — табак и патоку. Однажды ночью, при довольно сильном южном ветре, суденышко налетело на риф милях в двух к востоку от мыса Май и пробило такую дыру на дне, словно нас посадили на колокольню вон одной из этих гонфлерских церквей, и пошло ко дну. Хорошо. На следующее утро я барахтался в волнах в виду земли, держась за обломок реи и не видя кругом ни товарищей, ни следов бедняжки бригантины. Я не особенно прозяб, ибо стояла еще ранняя осень и я имел возможность высовываться из воды на три четверти туловища; но меня разбирали голод и жажда, я чувствовал себя разбитым. Подтянул я потуже пояс, запел гимн и стал оглядываться вокруг — не увижу ли чего-нибудь. Ну и увидел… нечто не особенно радостное. В шагах пяти от меня показалось громадное чудовище величиной почти с тот обломок реи, на котором я держался. Что говорить, очень приятно болтать ногами в воде, когда такая гадина готова вцепиться тебе в пятки.

— Mon dieu! — вскрикнул де Катина. — И акула не сожрала вас.

Глазки Эфраима Сэведжа заблестели при этом воспоминании.

— Я сам ее съел! — воскликнул он.