Изгнанники; Дядя Бернак: Романы; Война в Южной Африке: Документально-публицистическое исследование

— Прекрасно, прекрасно, этот костюм очень идет к вам — сказал он, по обыкновению покачивая головой, по нынешним временам относительная небрежность в костюме, следы путешествия или трудной работы гораздо моднее, чем фатовство. Я слышал, что многие дамы считают это хорошим вкусом. А теперь, будьте добры следовать за мною!

Его заботливость о моем костюме очень удивила меня, но я скоро забыл об этом, настолько поразили меня последующие события. Когда мы вышли из коридора в обширную залу, мне показалось, что я как будто видел ее где-то раньше. На стене этой комнаты висел портрет моего отца во весь рост. Я в безмолвном удивлении остановился перед портретом дорогого мне лица, а затем повернулся к Карлу и взглянул в серые, холодные глаза моего спутника, которых тот не сводил с меня.

— Вы удивлены, де Лаваль? — с оттенком удовольствия сказал он. — Ради Бога, не шутите со мной так жестоко! Кто вы, и куда вы привели меня?

В ответ на это он слегка хихикнул и положив свою морщинистую, темную руку на мое плечо, ввел меня в другую большую комнату. Посередине ее стоял со вкусом сервированный стол; около него в низком кресле сидела молодая девушка, с книгой в руках. Она встала при нашем появлении, и я увидел, что это была высокая, стройная смуглянка, с правильными чертами лица и с черными горевшими, как уголь, глазами. В ее взгляде, брошенном на меня при нашем появлении, светилась неприязнь.

— Сибилль, — сказал Карл, и при этих словах у меня захватило дыхание, — это твой кузен из Англии, Луи де Лаваль. А это, мой дорогой племянник, моя единственная дочь Сибилль Бернак.

— Так значит вы?

— Я брат вашей матери, Карл Бернак!

— Вы — мой дядя Бернак?!

Я смотрел на него, как идиот. Но почему же вы не сказали мне этого прежде? — воскликнул я.

— Я ничуть не жалею, что имел возможность спокойно понаблюдать, каким сделало английское воспитание моего племянника. Несомненно также и то, что мне труднее оказать вам более ласковый прием, чем тот, который вы получили при вашем вступлении на берег Франции. Я уверен, что Сибилль поможет мне в этом!

При этих словах он как-то неискренне улыбнулся своей дочери, продолжавшей смотреть на меня с тем же холодным, неприятным выражением лица.

Я оглянулся по сторонам и внезапно вспомнил эту обширную комнату со стенами, завешанными оружием и украшенными головами оленей. Этот вид из окна, вид на группу старых дубов, спускающегося под гору парка, вид на море, — да, я, конечно, видел их раньше! Да, я видел это именно тогда, когда семья наша еще жила в замке Гросбуа, и этот ужасный человек в платье табачного цвета, этот зловещий шпион с безжизненным лицом был именно тот, кого так часто проклинал мой бедный отец, кто выселил нас из родного гнезда, и сам поселился на нашем месте! И все же, несмотря на всю ненависть мою, я не мог забыть, что он прошлою ночью, рискуя собою, спас мне жизнь; признательность за спасение жизни и ненависть за все пережитое горе боролись во мне. Мы сели за стол, и пока я утолял голод, мой новонайденный дядя объяснял мне все, чего я не мог понять вчера. — Я почти узнал вас с первого взгляда, — сказал он, — ведь я хорошо помнил вашего отца, когда он был молодым красавцем! Вы точная копия его, хотя без лести можно сказать, что вы красивее его. Имя вашего отца было одним из известнейших от Руана до моря. Вы, я думаю, согласитесь со мною, что я с первого взгляда узнал вас и что не особенно часто можно встретить блуждающими на берегу лиц с такой старой аристократической фамилией! Я только удивился, как вы сразу не узнали местности вчера ночью. Разве вы никогда не слыхали о потайном проходе в Гросбуа?

Я смутно помнил, что будучи еще ребенком, я слышал рассказ о подземном туннеле, у которого провалилась крыша, — что сделало его в то время совершенно бесполезным.

— Совершенно верно, сказал дядя, — но когда замок попал в мои руки, то первым моим делом было вырыть новый туннель, потому что я предвидел, что в эти смутные времена он может быть очень полезен мне. Будь он починен своевременно, вашему семейству можно было-бы гораздо легче и проще бежать отсюда.

Я вспомнил все, что сохранилось в моей памяти о тех ужасных днях, когда мы, владельцы этого округа, прошли по нему, как волки, гонимые толпившейся чернью, осыпавшей нас градом ругательств, грозившей нам кулаками и бросавшей в нас камнями! Я вспомнил, что предо мной стоял именно дядя, исподтишка подготовивший катастрофу, воспользовавшийся этими тяжелыми днями, чтобы упрочить собственное благосостояние на развалинах нашего.

И когда я посмотрел на него, по его устремленным на меня глазам и догадался, что он читает все мысли, промелькнувшие в моем мозгу. — Забудем прошлое, — сказал он, — то были ссоры прошлого поколения, а вы и Сибилль — представители нового!

Моя кузина и на это не проронила ни слова, она словно не замечала моего присутствия и при этих словах отца взглянула на меня так же враждебно, как и в первый раз.

— Ну, Сибилль, постарайся уверить его, что до тех пор, пока ты жива, всем семейным недоразумениям положен конец!