Изгнанники; Дядя Бернак: Романы; Война в Южной Африке: Документально-публицистическое исследование

— Вы правы, m-r де Лаваль, — сказал император, бесполезно продолжать разговор, который ник чему не приведет. Проводите вашу кузину отсюда! Но Сибилль снова обратилась к нему, и, мне казалось, надежда еще не покинула ее.

— Ваше Величество! — почти крикнула она, — вы сказали, что необходим пример. Но вы забыли о Туссаке!

— О, если бы я имел Туссака в моем распоряжении!

— Да, вот это опасный человек! Вместе с моим отцом они довели Люсьена до погибели. Если нужен урок, то уж лучше давать его на виновном, чем на невинном.

— Они оба виновны! Да и самое главное, что только один из них находится в наших руках!

— Но если я найду другого?

Наполеон на минуту задумался.

— Если вы найдете его, — сказал он, — Лесаж будет прощен! — Для этого мне нужно время!

— Сколько же дней отсрочки вы просите?

— По крайней мере, неделю.

— Хорошо, я согласен дать вам неделю срока. Если Туссак будет найден в это время, Лесаж будет помилован! Если же нет, на восьмой день он умрет на эшафоте. Однако, довольно. Monsieur де Лаваль, проводите вашу кузину, у меня есть более важные дела, которыми я должен заняться. Я буду ждать вас в Пон де Брик, чтобы представить вас императрице.

Глава XIII Мечтатель

Провожая мою кузину от императора, я был очень удивлен, встретив в дверях того же молодого гусара, который доставил меня в лагерь. — Удачно, mademoiselle? — порывисто спросил он, приближаясь к нам. Сибилль утвердительно кивнула головой.

— Слава Богу! — я боялся уже за вас, потому что император непреклонный человек! Вы были очень смелы, рискнув обратиться к нему. Я скорее готов атаковать на истощенной лошади целый батальон солдат, построившихся в каре, чем просить его о чем-нибудь. Но я мучился за вас, уверенный, что ваша попытка не увенчается успехом!

Его детски-наивные, голубые глаза затуманились слезами, а всегда лихо-закрученные усы были в таком беспорядке, что я бы расхохотался, если бы дело было менее важно.

— Лейтенант Жерар случайно встретил меня и проводил через лагерь, — сказала моя кузина. — Он настолько добр, что принял во мне участие. — Так же, как и я, Сибилль, — вскричал я, — вы были похожи на ангела милосердия и любви; да, счастлив тот, кто завладел вашим сердцем. Только бы он был достоин вас!

Сибилль мгновенно нахмурилась, не вынося, чтобы кто— нибудь мог считать Лесажа недостойным ее. Видя это, я немедленно замолчал. — Я знаю его так, как не можете знать ни император, ни вы, — сказала она. — Душой и сердцем Лесаж поэт, и он слишком высоко смотрит на людей, чтобы подозревать все те интриги, жертвою которых он пал! Но к Туссаку в моей душе никогда не пробудится сострадания, потому что я знаю о совершенных ими пяти убийствах; я также знаю, что во Франции не наступит тишина, пока этот ужасный человек не будет взят. Луи, помогите мне поймать его!

Лейтенант порывисто покрутил свои усы и окинул меня ревнивым взором. — Я уверен, m-lle, что вы не запретите мне помочь вам? — воскликнул он жалобным голосом.

— Вы оба можете помочь мне, — сказала она, — я обращусь к вам, если это будет нужно. А теперь, пожалуйста, проводите меня до выезда из лагеря, а там дальше я пойду одна.

Все это было сказано повелительным, не допускающим возражений тоном, великолепно звучавшим в ее хорошеньких губках.

Серая лошадь, на которой я приехал из Гросбуа, стояла рядом с лошадью Жерара, так что нам оставалось только вскочить в седла, что мы тотчас и сделали. Когда мы наконец выехали за пределы лагеря, Сибилль обратилась к нам: -

— Я должна теперь проститься с вами и ехать одна, сказала она. — Значит я могу рассчитывать на вас обоих?

— Конечно! — сказал я.

— Я готов для вас идти на смерть! — с жаром ответил Жерар. — Для меня уже слишком много и того, что такие храбрецы готовы оказать мне помощь, — сказала она, улыбаясь, и, ударив хлыстом по лошади, поскакала по извилистой дороге по направлению к Гросбуа. Я на некоторое время остановился, и погрузился в глубокую думу о ней, недоумевая, какой план мог быть в ее головке, — план, исполнение которого могло навести ее на следы Туссака. Я ни одной минуты не сомневался, что женский ум, действующий под влиянием любви, стремящийся спасти от опасности своего возлюбленного, может достичь большего успеха там, где Саварей или Фуше, несмотря на их опытность, были бессильны. Повернув лошадь обратно по направлению к лагерю, я увидел, что молодой гусар продолжал следить глазами за удалявшейся наездницей.

— Честное слово! Она создана для тебя, Этьен, — повторял он самому себе. — Эти чудные глаза, ее улыбка, ее искусство в верховой езде! Она без страха говорила даже с императором! О, Этьен, вот наконец женщина, достойная тебя!

Он бормотал эти отрывистые фразы до тех пор, пока Сибилль не скрылась из виду за холмами, только тогда он вспомнил о моем присутствии. — Вы кузен этой барышни? — спросил он. Мы связаны с вами обещанием помочь ей. Я не знаю, что мы должны сделать, но для нее я готов на все! — Надо схватить Туссака!

— Превосходно!

— Это условие сохранения жизни ее возлюбленному.