Изгнанники Эвитана [Дилогия]

На заплаканном лице — огромные, отчаявшиеся глаза. Плачущая женщина редко бывает красивой. Но это не о Юлии.

Более чем ясно, почему приговоренный рискнул жизнью. Ради таких глаз…

Но вот зачем — еще и ее жизнью?

Что-то здесь не так! И это «что-то» пронзительно жжет рассудок. Не хуже свиста кнута на арене. И сладострастного воя озверевшей толпы…

Понятно, почему Юлия не смотрит на арену. Если там убивают ее любимого…

Девушка — вовсе не хладнокровна. Она плачет, бросает отчаянные взгляды на ложи с патрициями. Безмолвно молит о пощаде.

Нашла кого просить, девочка…

Она плачет, но не вздрагивает при свисте кнута. Самого Анри прожигало бы до костей — умирай сейчас на арене дорогой ему человек.

Да любого прожжет — на месте Юлии!

Но виргинка оплакивает лишь себя. Не того, кто сейчас гибнет. За то, что рискнул ее полюбить…

Полюбить?

Тенмар только сейчас вспомнил, что приговоренный так ни разу и не обернулся — к той, за кого умирает. Ни когда его волокли, ни когда привязывали.

Погибающие за свою любовь юноша и девушка вели себя как чужие…

Они и есть — чужие.

Ложа с патрициями. Соседняя с поппеевской. Именно с нее не сводит умоляющий взгляд Юлия…

Марк Сергий Виррин смотрит одинаково бесстрастно. И на умирающего на арене мальчишку — раба или вольноотпущенника, и на приговоренную к мучительной казни девушку…

— Анри, не отвлекайтесь! — хохотнул Поппей. Как никогда прежде заслуживающий свое прозвище. — Этот дурак умрет не сразу! Скоро он будет не кричать, а хрипеть. Потом мы увидим цвет его костей, а потом…

— Прекратите! Сволочи, гады, мерзавцы!.. — Серж бешено забился в руках схватившего его за плечи Вальдена.

Николс шагнул к ним, что-то быстро проговорил. Перехватил мальчишку — буквально принял «из рук в руки». Резко прижал к себе.

Лицо Роджера — бледнее мела. Или смерти. Из прокушенной губы течет кровь. И сейчас он кажется много старше Сержа…

Десятков несколько плебеев отвлеклись от арены — на крик гладиатора. И теперь обрадованно взвыли.

В развращенной Квирине двое обнявшихся полуодетых мужчин вызывают ассоциацию отнюдь не с братьями. И дружбу здесь понимают… несколько иначе, похоже.

Сквозь зубы выругался Олаф.

Устраиваясь поудобнее, завозились на скамьях и креслах зрители.

Лица Криделя Тенмар не видел — лишь вздрагивающие плечи. Зато в глазах Николса — Николса! — прочел отчаянное: «Сделай что-нибудь!»

Если швырнуть в приговоренного кинжал — попадешь без вариантов.

И к столбу привяжут уже одного из эвитанцев.

Причем — не Анри.

— Ты хотел зрелища, Поппей? — Тенмар не узнал собственный хрипло-бешеный голос. — Хочешь увидеть, как я убиваю?

Август должен заподозрить. Ведь далеко не дурак.

— Тебе захотелось крови?! — облизнул губы генерал.

Еще бы! Самому-то точно хочется!

Многие не дураки — рабы инстинктов. К счастью для тех, кто не рабы! Будем надеяться…

— Ты говорил, я могу выбрать любого?

— Конечно, не патриция и не всадника! — хохотнул Кровавый Пес. — Да и виргинок лучше не трогать… Даже мечом! — Явно в восторге от собственной шутки. — Бери плебея — если хочешь. Анри Отважному чернь с восторгом скормит любого из своих!

— Я беру раба — с арены! — Тенмар возвысил голос.

Поппей нахмурился.

Анри поспешно продолжил. Громче:

— Я сумею пролить его кровь лучше, чем этот недоумок, называющий себя палачом. Отвяжите его и дайте ему меч. — Тенмар чуть усмехнулся уголком рта. — Он же должен иметь возможность защищаться…

Чернь взорвалась одобрительным хохотом.

— Держите слово, генерал! — Анри надеялся, что не сорвется.

Августа убивать нельзя. А такой сейчас шанс! Но три сотни жизней на одну сдохшую мразь не меняют.

— Бой! — заорали из толпы. — Поединок! Поединок!!!..

Глава десятая

Эвитан, Тенмар. — Квирина, Сантэя.

1

У Ирэн — всё замечательно. И добрый дядя Ив оказался именно добрым дядей Ивом.

Можно смело дожидаться Месяца Заката Зимы. И бросаться в тщательно спланированную авантюру.

Тогда почему так неспокойно на душе?

Себастьен, что привез весточку от Клода, уедет сегодня. Дарлену удалось поступить на службу прямо к дяде Иву. Теперь «городские художники» (они же — «студенты Академии») поселятся в окрестностях поместья Кридель. Вдвоем. Ибо они тоже — пара.

Наверняка удрали из дома. С целью спасти свою несчастную любовь. От беспощадного гнева суровой родни.

Подробнее Ирия не расспрашивала. И так ясно, что Клод — брат очень понимающий. Возможно — под влиянием собственного тайного романа.

И теперь двое разместятся у какой-нибудь очередной вдовы. А третий — в усадьбе Криделей. Поближе к своей Ирэн.

Почему же так кошки скребут на душе? Кому плохо?! Эйде? Иден? Чарли?

Кому еще? Кто у Ирии еще есть?

С неба нагло пялится полная злая луна. Та, что не прощает не желающих дрожать. Перед ней.

И теперь сумрачное светило ночи пронзительно глазеет в окно. На вязальные спицы — в ловких руках Катрин.

Луна сияет. Спицы ловят блики солнечно-золотистых свечей…

Ирия прочла абзац «Сказания о битве Северной Ведьмы и Южного Колдуна». В пятый раз.

И подняла глаза на герцогиню.

А та вдруг отложила рукоделие.

— Мне тоже неспокойно, Ирэн! — вздохнула Катрин. Поколебав хрупкое пламя ближайшей свечи.