Немного успокоившись, он обнаружил, что из ниши, в которой он сидел, вверх уводил сухой рукав. Его так и манило подняться по нему, но Харка не знал, выведет ли он наружу и не лучше ли будет вновь довериться воде, про которую хотя бы известно, что где-то она вырывается из горы. Поэтому он силой воли унял нервную дрожь и снова нырнул в уходящую дальше струю, она его тут же подхватила, понесла, швыряя через каменные пороги, и, наконец, куда-то отбросила лежать – скорее мертвого, чем живого.
Когда Харка очнулся от своего полуобморока, он заметил, что лежит на камнях, а вокруг темно. Но эта темнота уже не была такой непроницаемой, как в пещере. Откуда-то проникало слабое мерцание, и шум воды имел здесь другую мелодию. Харка был разбит, все кости у него болели, но он поднялся на четвереньки и пополз дальше, вслед течению воды.
Он добрался до щели, через которую утекала вода, и здесь свечение усилилось; оно было матовым, но все же рассеивало темноту. Харка протиснулся в эту щель.
И очутился на свободе.
Над ним простиралось ночное небо; мерцали звезды. На голых ветках и на хвойных лапах лежал снег; он светился даже ночью. Вода, бьющая из горы ключом, шумела и плескалась, стекая по лесному склону. Верхушки деревьев клонились под легким ветром.
Харке была знакома эта площадка, подверженная камнепадам. Он тут же прокрался в сторонку, под прикрытие кустов и деревьев. С волос у него капало, его кожаные штаны, его пояс, его мокасины – все промокло и отяжелело. Револьвер он потерял, лук тоже: из лука вместе с бобровой курткой он выскользнул в момент схватки.
Было очень холодно, и он нестерпимо мерз. Поэтому не мог сидеть, а сейчас же вскочил, чтобы бежать на поиски коня, опоясанного его одеялом из бизоньей шкуры. Путь к тому лугу, на котором он оставил коня, был неблизок. Харка побежал по ночному зимнему лесу. Дорога пролегала сперва до той поляны, на которой размещалось стойбище рода Медведицы перед тем, как они снялись, чтобы уйти к Конскому ручью. Харка бежал быстро, но по возможности старался не оставлять следов. По этой дороге он мог обойти стороной ту скалу, где находился главный вход в пещеру; та скала располагалась на несколько сот метров выше поляны, к которой устремился Харка. Поскольку в последний раз он застал эту поляну совершенно необитаемой и пустой, здесь ему можно было уже не так осторожничать. Почти добежав до поляны, он влез на дерево. Ветви его были голые, то есть не давали ему хорошего укрытия, но зато Харке была отлично видна поляна, расположенная под легким уклоном к горе. Она была слегка заснежена, снежный покров был кое-где поврежден животными.
На верхнем конце поляны лежал огромный валун. На самой поляне – спустя уже два лета и одну зиму – наметанный глаз мог еще заметить те места, где были вбиты в землю те несущие столбы, на которых держались все жерди, обложенные сверху шкурами. Харка мог точно отметить то место, где стоял его отеческий вигвам, где стоял Священный вигвам и жилище его друга Четана. И круглые углубления в земле для очагов еще были видны. Может быть, поляна после того еще раз обживалась другими людьми и они ставили свои вигвамы на уже готовых местах.
Все это занимало внимание Харки, но куда больше его занимал тот факт, что его Чалый пришел сюда, на это давно знакомое и привычное ему место, и что рядом с ним стоял еще один порожний конь, не менее сильный и гордый мустанг, которого Харка тотчас же узнал. Этот конь раньше принадлежал его отцу! Обе лошади стояли рядом и дружно щипали траву, вырывая ее из-под снега копытами. Уже начало светать. С востока по небу скользили солнечные лучи, золотыми стрелами пробиваясь сквозь ветки деревьев. Тени отступали. И на поляне светало. Сколько раз Харка встречал здесь рассвет! Маленький ручей, протекавший по краю поляны, журчал и поблескивал в утреннем солнце; далеко внизу шумела река, огибающая горный массив с юга. Там мальчишки когда-то купались и играли. Теперь все лежало в запустении.
Воспоминания нахлынули на Харку. Ему почудилось, что он видит Унчиду, Уинону и мать, которая в этом стойбище еще жила с ними, но по дороге к Конскому ручью, когда случилось нападение враждебных им пауни, в нее угодила шальная пуля. Харка услышал крик вороны, но кричала не одна из той дюжины ворон, что сидели на голых ветвях другого дерева, освещенного утренним солнцем, и чистили клювом перышки. Ворона, которая кричала, была вообще никакая не ворона. Харка отлично знал это троекратное карканье и ответил на него таким же образом.
Тут неподалеку от пасущихся коней из-за дерева выступил отец Харки.