Хейрон едва не причинил мне зло, но теперь, когда его больше не было, я чувствовала к нему только жалость.
Мы похоронили то, что осталось от Хейрона, вместе с его мечом, когда солнце уже поднялось на небосклоне. Произнося слова поминальной молитвы, я вспомнила всех тех, кто ушел и больше никогда не вернется.
После этого мы с Кинном, не сговариваясь, поднялись в храм.
Изнутри стены Храма Серры-на-Перепутье были выложены такими же белыми плитами лассника, что и снаружи. От этого свет, который лился через широкие круглые окна, наполнял весь храм. Тишина здесь, казалось, пела – до того она была густой и звонкой.
В северной алтарной части высилась статуя Серры: голова чуть склонена, руки прижаты к сердцу. Мы с Кинном преклонили пред ней колени. Мы дошли так далеко и до сих пор живы – Серра нас сохранила.
Слова благодарственной молитвы гулко отдавались в стенах храма, и казалось, что молятся больше чем два человека. Закончив, мы помолчали и собрались уходить. Я поклонилась Серре и бросила на нее последний взгляд, задержавшись на прижатых к сердцу руках.
И вспомнила об эрендине.
Я так привыкла к мешочку у сердца, что уже не обращала на него внимания. Подождав, пока Кинн выйдет из храма, я задержалась у дверей и вытащила мешочек из-за пазухи. Потом спустилась вслед за Кинном и протянула мешочек ему.
– Спасибо тебе за доверие.
Кинн поднял на меня глаза и чуть улыбнулся.
– Мне кажется, из тебя вышла отличная хранительница.
Взяв мешочек, он тут же застыл, словно что-то услышал. По том медленно распустил завязки и вытряхнул камень себе на ладонь. Мы оба тихо охнули.
Серый эрендин теперь был прозрачным, а внутри него плясали золотистые искорки.
– Что с ним случилось?
Кинн сжал камень в ладони и в растерянности замер.
– Я не вижу его силу… Просто чувствую, что он живой, что пробудился. Как это произошло? Он же не сам… Это ты его пробудила?
Он посмотрел на меня, и я поняла, что на миг перестала дышать. Выдохнув, я коснулась прозрачного камня. На ощупь он казался таким же, как и раньше.
– Я не знаю, как это произошло, Кинн. Но я знаю другое: это не эрендин.
Я взглянула в его удивленные глаза.
– Это камень-сердце.
– Камень-сердце? – Кинн переспросил с таким видом, словно я сказала, что мифические неморы на самом деле существуют.
Я вспомнила книжицу, которую так и оставила на тумбочке в поместье Псов. И, чувствуя странное головокружение, начала рассказывать про падение Альканзара. Кинн слушал, почти не перебивая, только задал несколько вопросов. А когда я закончила, сел на ступени лестницы и уставился на камень в своей ладони. Я села рядом.
– Родители мне ничего о камне-сердце не говорили…
– Может, сами не знали? Или не хотели говорить лишнего?
– Я бы ни за что не поверил, если бы не увидел этого сам.
Я думал, он просто странный…
Я вдруг вспомнила слова Утешителя Йенара: «Эрендин – не простой камень. А мне нравится то, что представляет вызов». Я пересказала эти слова Кинну, заодно передав рассказ Утешителя об эрендине – о том, как тщательно скрывалась правда о нем, и о том, что на самом деле он хранился в Музее истории Зеннона.
– Думаешь, Утешитель знал, что эрендин – в действительности камень-сердце?
– Похоже, что так.
Кинн задумчиво ощупал камень.
– Осколок… Думаешь, после того как камень-сердце погас, его разделили? На два осколка?
В моей голове было тесно от собственных вопросов, и я не знала, какой задать первым.
Почему правду о камне-сердце продолжают скрывать? Как осколки оказались в Альвионе, если изначально камень-сердце хранился в Энтане? Как отцу удалось пробудить свой осколок, если даже Первые с этим не справились? И, главное, как удалось пробудить осколок камня-сердца мне, дремере?
Внезапно в голову пришла совсем другая мысль:
– Это он защитил нас от Теней, Кинн!
Он в сомнении приподнял брови.
– Когда в щите есть эрендин, или камень-сердце, Тени не могут прорваться, так? Каким-то образом я пробудила камень, и Тени не тронули нас.
Если бы только узнать, как пробудил камень-сердце отец!
Я посмотрела на наполненный искрами камень в руке Кинна.
– Интересно, а тот, кто украл камни из Альвиона, знал, что это на самом деле осколки камня-сердца?
Он вдруг опустил голову и заметно покраснел.
– Кинн?.. В чем дело?
Не отрывая взгляда от камня-сердца, Кинн сказал:
– Я не хотел тебе говорить тогда, в сарае. И так навалилось столько всего…
Всё внутри меня напряглось.
– Помнишь, я тебе сказал, что мою маму отправили из Альвиона вернуть камни потому, что она лично знала того, кто их украл? – Кинн едва слышно вздохнул. – Этот человек… это была Мирия Бримстор, в замужестве Линд.
Я в негодовании вскочила.
– Нет! Это неправда! Моя мама бы никогда!..
И задохнулась, чувствуя, как на глазах выступили слезы.
Украденные камни, один из которых пробудил отец. Браслет, который помогал крепко спать, не слыша криков Теней. Что на самом деле я знаю о своих родителях?
– Прости, что не сказал об этом раньше. На самом деле… мне было стыдно.
Я сморгнула слезы.
– Тебе? Почему?
Щеки у Кинна покраснели еще больше.