Изгнанница Муирвуда

Майя моргнула, и вокруг нее вновь сомкнулись стены сна. Сквозь боковую дверь солдат провел ее в башню Пент. Залы были залиты светом факелов, под ногами похрустывал тростник. Воспоминание обволакивало, не желало выпускать добычу, отрезало от нее виды и звуки Несса. Майя рванулась на свободу. «Проснуться! Проснуться!» Но воды памяти бурлили и вздымались волнами, унося ее все дальше. В отчаянии она попыталась плыть против течения, вырваться из опутавших ее сетей.

«Я — не ты! Я — это я! Отпусти меня!»

Край открывавшейся ее взгляду картины дрогнул; откуда-то пришло чувство раздражения. Однако узы, наложенные на ее разум, были сильны, и разрушить их Майя не могла. Они шли к солярию — любимой комнате отца. Сколько воспоминаний было связано с нею! Майя сжала кулаки и оглянулась. За солдатами тенью скользил кишон, не сводя с нее безжалостного и пристального взгляда ледяных серо-голубых глаз.

— Пришли, — произнес Ролт, останавливаясь у двери и кланяясь Майе. — Ваш отец ждет вас.

Ей не хотелось видеть отца, причинившего ей столько страданий и мук. И все же в глубине души она по-прежнему надеялась, что сердце его смягчится.

Она слишком хорошо помнила, что произошло дальше, однако во сне события разворачивались с тошнотворной медлительностью. Она вошла. Отец мерил комнату шагами. Он был встревожен.

— Майя! — тепло и искренне обрадовался он и раскрыл объятия. Она бросилась к нему, охваченная счастьем — знакомые руки, родной, ничуть не забывшийся запах. И все же годы разлуки не подготовили Майю к изменениям, которые произошли в отце. Он стал толще в талии, в волосах прибавилось седины, взгляд стал утомленным и строгим. Левое веко подергивалось. Король поцеловал дочь в лоб и крепко, до хруста в ребрах прижал к себе.

— Как ты выросла! Какая стала большая!

С этими словами он отстранил ее от себя и залюбовался, держа за плечи.

За левое плечо.

То самое, на которое еще только предстояло лечь клейму.

Что-то жгучее коснулось кожи. «Это сон!» Она должна проснуться, пока не стало слишком поздно. В ушах звучали приглушенные голоса, но отцовского среди них не было. В стоящей перед глазами дымке проступил Корриво.

— …приготовления почти завершены, моя госпожа. Завтра после коронации состоится пир. Затем — празднество, подобных которому не знала земля. Ваш народ счастлив приветствовать вас. Вы станете первой императрицей Несса со времен ваших предков. Чернь любит лизать хозяйскую плетку. Они будут носить вас на руках…

Голос Корриво звучал в ее ушах, но перед ней было усталое и озабоченное лицо отца. Отец сжал ее плечо.

— Ты и представить себе не можешь, что стало со страной после изгнания дохту-мондарцев. Люди убивают друг друга, Майя! Каждый день приходят все новые вести о безумной жестокости. Уходя, дохту-мондарцы выпустили на волю какую-то страшную силу. Это все Валравен, я знаю! Когда он умер, мы искали его кистрель, но так и не нашли. Должно быть, он отдал его кому-то. Не… не тебе ли?

В горле у Майи пересохло. Она посмотрела в глаза отцу. Он знал. Откуда-то знал. Но он не сердился. В его глазах была… надежда. Его взгляд сиял.

— Так, значит, тебе, — хрипло прошептал он и с облегчением прикрыл глаза. — Я вижу у тебя на шее цепочку. Это та самая. Ты его носишь?

Майя в страхе кивнула. Ужас, горечь, восторг смешались в ее душе. Она ни с кем еще не делилась своей тайной. И вот теперь отец все знает. Он может казнить ее. Может уничтожить ее без суда и следствия… ибо темное пятно на груди говорит само за себя.

Он держал ее за плечи, и голос его был тих и доверителен.

— Я никому не скажу. Не надо никому об этом знать. В книге Валравена говорится об аббатстве. Об утраченном аббатстве. Это в Дагомее. Не Дохту… не то, что уничтожила Скверна. Было еще одно. Много поколений назад оно затерялось в проклятых землях, но дохту-мондарцы знают, где оно и как его найти. Есть путевые знаки, но прочесть их сможет только тот, кто обладает кистрелем. В этом аббатстве хранится знание, Майя, знание, которого я ищу. Дохту-мондарцы уверяют, что аббатство охраняют яр-камни и что пройти мимо них может лишь женщина. Отчего же тогда они не дозволяют женщинам учиться? Оттого, что сокрытые там знания уничтожат дохту-мондарцев. Эти знания спасут наше королевство. Иного пути у нас нет.

Глаза его лихорадочно горели, голос дрожал от едва сдерживаемых чувств.