Изгнанница. Путь к свободе

– Верхушка Ковчега в свое время поклялась, что не будет пытаться убить друг друга. А тебя никто убивать Левайну и не просил, поэтому они не замешаны в этом даже косвенно, – и многозначительно на меня посмотрела. – А я умею делать правильные намеки и предложения, от которых невозможно отказаться, – вздохнула. – Пришлось когда-то научиться. – Внезапно сощурилась, разглядев в лунном свете что-то у меня на лице. Достала из кармана походной куртки платок, послюнявила и начала вытирать мою щеку. Посмотрела на испачкавшийся платок и покачала головой. – Пошли уже отсюда. Тебе нужно нормально умыться, и хватит уже сидеть на холодном камне – застудишься, – и забрала из моих рук пистолет, который я продолжала сжимать сведенными пальцами.

А я о нем уже и забыла…

Ее забота, от которой я уже успела отвыкнуть, едва не пробила ледяной панцирь, покрывший мой разум и чувства. Но что-то, шевельнувшись в душе, снова уснуло. Я встала и взяла бабушку под руку:

– Куда нужно идти?

– Здесь недалеко. В бункер мы не пойдем. Сегодня Лес как никогда безопасен. Миграция вымела отсюда всех тварей, а те, кто все же остался, сегодня будут пировать там, внизу, – она кивнула в сторону обрыва, и по моей коже прошелся холодок.

Мы и правда отошли сравнительно недалеко и остановились на небольшой полянке, на который уже потрескивал аккуратно сложенный и почти не дающий дыма костер.

Мне показалось странным, что на поляне больше никого нет. Я заозиралась, но бабушка сказала, что этой ночью нас никто не побеспокоит. Я понимала, что это не значит, что за нами не будут наблюдать, но была рада даже такой иллюзии уединения.

Бабушка сняла с плеч рюкзак, достала из него флягу с водой и жидкое мыло.

– Иди сюда, – помогла мне вымыть руки и умыться, а потом дала напиться.

Отчего-то эти простые действия подействовали на меня очень странно – я будто мутное стекло протерла и стала видеть гораздо лучше. Это не значило, что я вернулась к своему нормальному состоянию, но смыла нечто липкое, удушающее. Втянула носом ароматы леса, еле слышный запах дыма и осознала, что все еще жива. Странное чувство…

– Садись, Мэй, нам о многом нужно поговорить, но сперва тебе нужно перекусить, – и начала доставать из рюкзака контейнеры с едой.

Я села рядом с ней на кем-то оставленное бревнышко и взяла то, что мне протянули. Губы дрогнули в намеке на улыбку, а внутри стало немного теплее:

– Мама готовила?

– Да, Натэль знает толк в пирогах, – улыбнулась бабушка.

Есть не хотелось. Совсем.

– Можно, я чуть позже поем?

Бабушка внимательно на меня посмотрела и кивнула. Хотела забрать у меня из рук контейнер, но я не дала. Даже не знаю почему, но он будто приклеился к моим рукам.

Некоторое время мы просто сидели и смотрели на пламя костра.

– Почему ты никогда ничего не рассказывала мне о видящих? – наконец, просила я.

Бабушка взяла из сложенного неподалеку хвороста несколько тонких палочек и начала кидать их в костер:

– Кому как не тебе знать, каким хрупким может быть будущее… Одно не вовремя сказанное слово – и оно меняется… К тому же… Скажи честно, расскажи я тебе обо всем раньше, ты бы мне поверила? А если бы поверила, легко ли тебе было бы жить в Ковчеге с такой правдой? Да, она все равно тебя настигла, но на тот момент я могла тебе помочь только молчанием и бездействием.

Я кивнула:

– Я так и поняла, но все же должна была задать тебе этот вопрос. А сейчас?

– Что сейчас?

– Что для меня лучше? – я заглянула в глаза бабушки.

И она тяжело вздохнула:

– Сейчас тебе нужна правда. И я расскажу то, что знаю. Дай руку. Я покажу тебе кое-что. Со временем ты тоже так научишься.

Я протянула ей руку. Она сосредоточилась и прикрыла глаза. Несколько секунд ничего не происходило, а потом я увидела…

Яркий веселый мячик весело подпрыгивал под рукой маленькой девочки. У нее было много игрушек, но мячик – любимая. На нем нарисованы феечки из мультика, название которого она забыла, но часто представляла, как с ними играет

Подруг девочка не видела уже давно и почти забыла, как они выглядели, но надеялась, что когда-нибудь еще с ними поиграет.

Няня – высокая грузная женщина с усталым лицом – играть с ней не любила, и чаще всего девочка оставалась в своей комнате одна. Лишь вечером, когда родители возвращались из своего научного института, дом словно оживал.