Изгнанные в облака

Я взглянул на Зети, которая также приняла воинственный вид. И горделиво подняла подбородок.

– Ладно, старик, у нас тут свои правила, – миролюбиво заявил смуглый парень. Он улыбнулся и показал гряду черных зубов. – Кстати что за красивая девушка рядом с тобой? Если ты ее продашь, то я дам за нее шесть паскуалей.

– Слушай ты что дурак? – завопил профессор. – Смотри на меня, я сказал. Я тебе серьезно говорю.

– Я понимаю вашу озабоченность, но мы клиенториентированная компания в противом случае я бы объяснил вам более доходчиво,– объяснил парень. – Эти люди продают себя, чтобы выжить. За пределами города они умрут. А рабство легализовал император два года назад. Если выступаете против рабства, то выступаете против императора. Да, я продаю рабов. А четыре года назад я продавал автомобили. Разницы почти никакой.

В толпе пронесся гул восхищения.

– Ты мне не нравишься, – старик плюнул под ноги парню.

Мы прошли мимо помоста с рабами. Я взглянул на очень красивую девушку, которая стояла в центре и обнаженная, как сама природа. Рыжеволосая и голубоглазая. Широкие бедра напоминали о щедрости мира, а тоненькая талия колыхалась, точно танцуя гимн любви. Глаза ее, огромные как небо, горько смотрели перед собой. Я пожирал глазами нимфу, которая стояла на пьедестале. Вдоль бедра у нее красовалась татуировка в виде трех цветков. Увидев мой взгляд, она ответила таким же прямым взглядом. Профессор скользнул по девушке взглядом и, хмыкнув, качнул головой.

Ука взглянув на девушку улыбнулся. Глаза его стали еще более узкими, чем от рождения. Подбородок его повело. А затем Зети быстро увлекла мальчика, закрыв глаза ладонью.

– Ее зовут Жестьен – 12 паскуалей, – сказал работорговец, увидев мой взгляд.

– Откуда она?

– Направлялась в Шантал на пассажирском дирижабле, и была захвачена нашей доблестной армией, – хвастливо отвечал работорговец. – На прошлой неделе.

Я покачал головой, ужаснувшись столь дорогой ценой, и поспешил за профессором.

– Похотливый сластолюбец, – услышал я шепот Зети.

– Что?

– Я видел как ты, смотрел на ту девушку.

– Мне просто ее жалко. И потом не только я смотрел. Профессор и Ука тоже мельком взглянули.

Зети кивнула.

– Мне ее жалко, были бы деньги, выкупила бы и дала волю.

– Ну и я поступил бы также, – пожал плечами я.

– А ведь она стоит дороже, чем Зети, – заметил Ука и засмеялся. Я невольно прыснул тоже.

– Ничего подобного, – вмешался профессор. – Работорговец занижает покупную цену. Все эти спекулянты так делают.

На большой площади, окружающей провал внизу, огромное столпотворение народа окружало уличный каньон. В громкоговоритель вещал какой-то голос.

Почти все перила облепили люди. Я подошел и взглянул вниз. Узкая улочка. Ничего особенного. Захламленная старыми авто, покрышками, манекенами и кучей битого стекла. Ничего особенного. Если не считать, что прямо по улице внизу бежал человек.

На краю пропасти стояло сколоченное из дерева ложе, похожее на беседку. Трепыхал навес из красного атласа. Внутри сидели люди на дорогих кожаных креслах с высокими спинками. Перед ними возвышался стол, уставленный едой. И они явно с любопытством смотрели как бегуна. Вдруг человек, сидевший в центре, облаченный в синий мундир, подал знак.

– Это пфефект, – прошептал на ухо мне Плюх.

Громкоговоритель взорвался гулом. Только сейчас я увидел, что человек возле ложа начал дудеть в трубу. А ее звук усиливался громкоговорителем. Утробный звук пробежал по всему моему телу, отзываясь конвульсиями. Люди вокруг охнули.

По толпе словно пробежал электрический разряд. Криками они поддержали бегущего. А потом из одной из улочек выбежал ропт средних размеров с руками, почти свисающими до асфальта. Монстра покрывали белые пятна. Фосфоресцирующая краска позволяла ему светиться. Это мне позже поведал Плюх. Всех роптов, промышляющих в городе помечали такой краской, чтобы они не могли напасть на вас ночью незаметно.

Он побежал за человеком. Но как он бежал. По скорости с ним не могли сравниться ни газель, ни гепард. Он перебирал ногами так быстро, что мельтешение стоп превратилось в какую-то сплошную белую полосу. Один, два, три, четыре. Я невольно начал считать шаги ропта, медленно, но верно настигающего беглеца.

Каждый шаг заменял десять человеческих. Ропт, казалось, не торопился. Вдруг чудовище подскользнулось о лужицу черного машинного масла. Это позволило человеку вырваться далеко вперед.

В толпе охнули. А потом кто-то закричал. Женщина стояла возле ложа и прижала руки к лицу. На лице замерло страдание. Она искренне переживала за беглеца.

– Беги, – кричала она, – Беги. Раш. Беги. А потом ее крик, превратился в вопль. И он словно бы вознесся к небесам вместе с криком толпы, переживающих те же чувства.

– Бежать, бежать, – кричал Ука. Мальчик ухватился за голову. Очевидно, первый раз он болел за любимого спортсмена.