Изгой

– Бывал я здесь, княже, двенадцать лет тому назад было. Я ведь джурой у твоего отца начинал, он писарем в курене поначалу был, потом атаман его к себе взял – слабый телом, но сильный духом человек. На кресте ему поклялся, что сберегу тебя. Вот только ты немощный и хилый родился, что телесно, что душевно, а потому отдали тебя монахам. Думали, что помрешь ты, и род окончательно пресечется.

Смалец остановился, что-то прошептал еле слышное. А Юрий смотрел на звездное небо, что раскинулось над его головой. И впервые чувствовал себя песчинкой в огромном океане вселенной, что казалась безбрежной. Да степь тоже лишь кажется бескрайной – но ведь за полмесяца дороги они дошли до Перекопа. И он завтра увидит собственными глазами знаменитую турецкую крепость, от которой дошли до 21-го века только остатки чудовищных валов, впечатляющие своими размерами.

И тут Григорий заговорил снова, шепотом, чуть пододвинувшись и обжигая дыханием ухо.

– А я снова к запорожцам ушел – война с ляхами жестокая шла. Так что тебя только наездами короткими видел. Да и не нужен был – чернорясые тебя в оборот взяли накрепко. Вот я и пошел к Ивану Сирко – кошевой атаман он Запорожского войска Низового вот уже пятнадцать лет. Верят ему казаки, удачлив он в походах!

Юрий слушал напряженно – о таком ему Смалец еще не говорил. И теперь стало понятно, что настоящего князя Юрия Львовича он и не знал толком, так пара наездов в год коротких и все, а то и меньше. Так что не мудрено, что избитого и обезображенного татарами Галицкого, к тому же потерявшего память, казак невольно принял за князя. Хотя он бы сам сейчас себя не узнал – усох, осунулся, на голове шрам чудовищный, на лице плеть свои полоски оставила.

– Атаман Сирко «характерник» известный, так казаков называют, что способностями ведовскими наделены. С зубами родился, чем всех соседей до икоты перепугал. Однако отец сказал, что зубами своими он будет врагов грызть – этому поверили. И прав оказался родитель – нет более ревностного защитника православия, чем Иван Дмитриевич. Всю жизнь с татарами воюет, страху на них такого навел, что степняки своих детей «Урус-шайтаном» пугают ночами. Такой он и есть – наш атаман!

Смалец остановился – в его голосе прозвучала гордость – ведь он служил рядом с таким славным воителем. Юрий отвернул лицо в сторону – ему было стыдно, что он это имя в прошлой жизни слышал несколько раз, но не поинтересовался тем, что этот запорожец сделал.

– С утра мы зайдем за Перекопский вал, сам увидишь, какую крепость турки здесь построили. Сбежать теперь нам с тобой не удастся, через перешеек никто не пройдет. Утром все сам поймешь, говорить тебе сейчас не буду. Но не предавайся отчаянию – почти каждый год атаман Сирко в набеги на Крым ходит, и всякий раз удачливо. Может и нам с тобой повезет, молиться ежечасно о том надо.

Юрий в который раз стыдливо притих – кроме «Отче наш» он никаких молитв не знал. А ведь у монахов учился, в бурсе занятия вел. Правда, казак толком не знал, что он там преподавал. Но вот на вторую ночь, узнав, что его подопечный «забыл» почти все молитвы, кроме одной, воспринял известие совершенно спокойно. Сказал только грустным голосом, что такое зачастую бывает – от ударов по голове люди память порой полностью теряют, а иногда умалишенными становятся.

Так что всю дорогу казак его терпеливо учил «Символу веры» и молитвам – Галицкий проявил изрядное рвение, и уже сейчас мог по памяти воспроизвести любую, он запомнил с десяток.

– На Бога надейся, но сам не плошай!

– Верно, княже. До последнего бороться нужно, и на помощь братов надеяться! Они не бросят в беде! А если и не успеют с выручкой, то самому надо бежать из Крыма при любом удобном случае!

– Но как? Ты же сказал, что через Перекоп не пройти. Чонгар? Там через Сиваш переплыть надо. Арабатская стрелка? Через Керчь трудно совсем – на Тамани ногаи!

– Вот и память к тебе начала потихоньку возвращаться, княже, и это хорошо, таким ты мне сейчас нравишься, – удовлетворенно хмыкнул Смалец. – Раньше только одно знал – монахам в рот смотреть, слабый был – думал, не удерешь от конного, а ты смог! И путь тяжелейший выдержал, не скуля и падая, даже меня словом порой поддерживал. Я каждую ночь молюсь – вижу, что дух славных воителей в тебе проснулся! И это хорошо, теперь у меня есть надежда, что мы из беды выкрутимся.

– А как?

– Хитростью брать нужно, причем на Перекопе торговцы ждут. Знаешь, какие работники и слуги самые покорные и послушные?

– Откуда мне такое знать?

– Богомольцы, такие каким ты был. Со смирением и терпением все переносят, за оружие не хватаются, своим хозяевам не перечат и каверзы не устраивают. Потому мы с тобой ежедневно молились на каждом привале, перед закатом и перед восходом.

– Ах, вон оно что?