Изгой

Только есть одна разница, Иван Петрович – ваш род княжеский титул скоро потерял, и пусть представители «московской ветки» дослуживались и до боярской шапки, и Приказы возглавляли, окольничими и стольниками при царском дворе были, но вот князьями их никто в Москве не считал. И уже никогда считать не будут.

Что же говорить о тех Волынских, что на белгородских и рязанских землях живут – их «московские» ровней себе никогда не признают, считают «захудалыми», хотя корень то один! Вот так то, ты уж не принимай к сердцу моих слов, то они не в насмешку, а от безысходности сказаны. Ибо в прошлом году в крымской неволе сам был и спасения молил себе, плетью исхлестанный многократно, и казни почти преданный на кресте Андреевском. Но пришли в Гезлев с набегом казаки запорожские, и волю и княжество себе добыл я уже прошлой осенью – года еще не прошло.

– Года? Так сколько уже сделано тобою, княже!

– Немало, боярин, но хотелось бы намного больше с Божьей помощью! Время идет, события надвигаются, врагов много. Но хотелось бы и друзей приобрести побольше, особенно родичей, чьи пращуры мои пращурам служили верно. И выбрали изгнание, как князь Боброк-Волынец, после подлого убийства моего державного прародителя, не желая идти на службу его коварным убийцам – литовцам и ляхам!

– Мы одного корня?! Из князей Волынских…

– Мои предки по прямой линии были королями Галицкими и Владимирскими, Иван Петрович. Вот грамоты, посмотри на них – там все сказано. Они древние, и хранились в обители Киево-Печерской, а потом в лавре, что на Святых Горах. Ту скорбную летопись нашего рода монахи вели, и передавали друг другу десятилетие за десятилетием. Вот они!

Юрий положил перед ошеломленным боярином все шесть свитков, придержав седьмой, полученный из Малороссийского приказа. Волынский развернул первыми свитки с золотыми печатями, и впился в них горящим взглядом, его лицо побледнело после первых прочитанных, вернее, буквально проглоченных строк.

Галицкий прекрасно понимал состояние боярина, ведь когда сам приловчился читать тексты на старославянском языке, то сидел рядом с архимандритом Изеилем с таким же ошарашенным видом, не в силах долгое время прийти в себя от рухнувшей на неподготовленные мозги информации, что являлась апокрифом для всех.

Еще бы – напрямую прикоснуться к истории, с ее подлостью и коварством, ощутить себя наследником древнейшего рода. Таковым и принял его настоятель, являвшийся представителем боярского рода Гнездо, приходившийся Смальцу очень дальним родственником. Оказалось, что настоящий Юрий Галицкий был старшим братом погибшего бурсака, но сгинул где то на чужбине. А младший просто взял его имя, и был убит татарами на Святых Горах. Так что отец Изеиль искренне воспринял немного отредактированную версию, что братья специально встретились в тайной пещере, где были спрятаны важные родовые реликвии.

Обитель от защиты слобожан удалось три месяца тому назад «отжать» – выпроводив казаков Лободы на северный берег Донца, предъявив приказную грамоту. Пускать на южный берег реки Юрий никого не собирался – то запорожские земли, на которых вслед за слободскими казаками появятся приказные дьяки с подьячими, и прочие начальственные люди. Вот тогда их уже не выпроводишь, а тут момент вышел удачный. хотя скорбный. Татарский набег для «слобожан» оказался неожиданным, а прорыв многотысячной орды вообще кошмаром. И харьковский полковник лихорадочно снимал казаков со всех застав, собирая конные сотни в кулак.

– Так ты королевского рода, княже Юрий Львович?!

Боярин низко поклонился, привстав при этом на одной ноге. Юрий нажал ладонью на плечо, усадив потрясенного Волынского в деревянное кресло. И негромко заговорил:

– Настало время возродить наше королевство, и тогда ты снова обретешь титул князей волынских. А вот тебе еще одна грамота, а под ней подпись царя и великого государя Федора Алексеевича. Прочитай ее внимательно, она нам позволяет это сделать, хотя о том и не говориться напрямую. Просто такой выверт предусмотреть в Москве никто не смог. А я над тем долго размышляю последние дни.

Юрий протянул Волынскому свернутую грамоту с печатью – боярин сразу углубился в ее изучение, внимательно рассматривая не то что каждую строчку, даже буквицу.

– Тебя признали «ляшским князем», княже Юрий Львович, и только. И русские князья тебя ровней считать не станут, даже московские бояре. Ты ведь изгоем являешься, потомком князей без удела. Да и в летописях это указано, когда пращуры твои перечислялись.

– Так оно и есть – «польский князь», который никогда признанным быть не может ни в Московском царстве, ни в Речи Посполитой. Только, видишь ли, боярин, земли сии, что Торецким княжеством именовать стали, никогда в состав Руси и не входили.