Изгой

На этот раз уже половина защитников города говорила, что красноголовый мудрец хоть и чудовище, но воинскую уловку придумал хорошую. Подлую, нечестную, но хорошую. Старых раненых вынесли, но зато новых добавилось вдвое больше!

Пусть чудовище, думал Олег тоскливо, пусть что угодно, но пусть война будет такой, какая есть: подлая и нечестная вся. С благородными ритуалами или без, но она — война.

Солнце медленно распухало, увеличивалось, сползало к тёмно-красному краю земли. Весь запад неба из тёмно-синего превратился в багровый. Олег посмотрел, подумал, сказал с холодной жестокостью:

— Что-то под стенами тихо.

— Померли, — сказал Скиф с надеждой. Он был бледен, по лицу катились крупные капли пота. — Наверное, померли.

Жаль, — сказал Олег бессердечно. Подумал, посмотрел вдоль стены. На гребне несколько стрелков всматривались в даль. Женщины по эту сторону городской стены торопливо наполняли камнями корзины. Их поднимали на веревках, а от чанов с кипящей водой несли вёдра, от горячего пара отворачивали лица. — Ага, это сгодится!

Что?

Олег, не отвечая, подозвал стрелков, велел:

Плесните кипятком на тех, до кого достанете!

Скиф ахнул. Мужчины угрюмо косились на Олега, но воспротивиться загадочному волхву, который отдаёт приказы в присутствии тцара, не решились. Скиф и Олег видели, как они с размаху выплескивали, обжигаясь о горячие ведра, кипяток как можно дальше. Горячие струи падали широким веером. Некоторые неподвижные тела у подножия задергались, поднялся жуткий крик, прозвучали жалобные стоны, проклятия, крики о помощи.

Гелоны едва не плакали от жалости. Олег сказал угрюмо:

— Хорошо. Надеюсь, агафирсы не оставят боевых друзей в беде.

На него смотрели с ненавистью. Кто-то процедил за спиной, что самого бы его туда, вниз, да сверху кипяточком. Олег резко повернулся, но на него все смотрели со злобой и недоброжелательством.

— Стреляйте лучше, — сказал он горько. — Вон бегут... Со стороны агафирсов в самом деле, не выдержав криков, ринулись беспорядочной толпой всадники. Кто пытался поднять тяжёлое тело прямо на скаку, но большинство сразу соскакивали, поднимали раненых, торопливо укладывали поперек седла... и тут их самих находили стрелы со стен, камни, кипящая смола, вар, поленья.

Раненые и обожженные кони с диким ржанием убегали. Два-три рухнули вместе с всадниками, видно было, как бешено бьют копыта, круша черепа, грудные клетки, ломая руки и ноги хозяевам. Олег закричал грозно:

— Не стрелять!.. Прекратить!.. Пусть кричат! Пусть зовут на помощь!

Глава 39

Только глубокой ночью агафирсам удалось вынести тех раненых, кто дожил до ее наступления, да убитых. Со стен сбрасывали факелы, стреляли в копошащиеся тела, стреляли на стук копыт, на скрип телег. Ночь была беспокойная, а утром в корчмах похвалялись, кто сколько уложил со стены.

Но тогда же на рассвете со стен не увидели ни одного трупа. Агафирсы вывезли даже тех, кто пал убитым в ночи.

Олег с башни наблюдал за вражеским лагерем. Лицо его было суровым и безжалостным. Глаза блестели сухо, словно осколки слюды.

— Сегодня приступа не будет, — сообщил он.

— Почему? — спросил Скиф недружелюбно.

— Измотаны за ночь. А сейчас хоронят. Потом будут приспосабливаться, искать новую тактику. С людьми, которые не соблюдают правила... это о нас, надо быть осторожнее. Поверь, именно теперь нас начинают уважать и побаиваться.

— Из-за нашей дикости?

— Из-за того, — сказал Олег терпеливо, — что мы плюём на общепринятые правила... выгодные в данном случае агафирсам, а воюем по своим правилам. Выгодным нам.

Скиф смотрел исподлобья, в чистых синих глазах были недоверие и почти вражда.

— Не понимаю, — ответил он резко. — Не понимаю!

Окоем взглянул на молодого правителя с пониманием. Чем-то они показались Олегу похожими: молодой яростный воин и очень немолодой служитель богам, который никогда не брал в руки меч.

— Если они ворвутся, — сказал Окоем осторожно, — разве не выместят злобу?

— Выместят, — согласился Олег. — Но пусть знают, что и для них это не прогулка. Не охота на оленей! Ты видел, сколько агафирсов полегло, когда вытаскивали своих? И никакой тебе добычи. В другой раз подумают, идти ли на войну вообще. Окоем подумал, сказал:

— Что-то в твоих словах есть... но уж слишком это все... люто. Ты хочешь сделать войну настолько свирепой и гадкой, чтобы отбить к ней охоту?

— Улавливаешь, — ответил Олег с надеждой. — Разве не путь?

Окоем нахмурился, долго смотрел под ноги.