Изгой

Скиф дрожащей ладонью вытер лоб. Он представил себе, что было бы, если бы в толпе грубых мужчин, не видевших женщин уже недели, а то и месяцы, вдруг да обнаружили бы такую лазутчицу. Плечи сами собой передернулись, он в страхе отогнал жуткое видение.

— Боги, Ляна... У меня сердце выскочит! Что за день такой? Город вот-вот возьмут штурмом, здесь не останется даже целого камушка, а тут— ты...

Окоем кашлянул, сказал настойчиво:

— Тцар, нам нужно вернуться к обороне. Если и погибнем, то погибнуть мы должны сражаясь. Отпусти девушку, пусть пока сменит одежду, помоется, пусть ее покормят, дадут отдохнуть. А мы пока решим, где поставить запасной отряд лучников.

Скиф вспыхнул, громким голосом кликнул Ярильника. Тот явился, веселый, свежий и счастливый, словно не провел ночь на страже у городских ворот.

— Отведи Ляну в мои покои, — распорядился Скиф. — Пусть помоется, отдохнет. Покормите. Ляна, прости, но сейчас...

Она отступила на шаг. Глаза ее сияли.

— Скиф, я все понимаю! Скиф, сбылась твоя мечта, ты — повелитель большой страны!

— Иди отдыхай, — напомнил Скиф.

Она пятилась к двери, не в силах оторвать от него восторженных глаз. Ярильник распахнул перед нею дверь подхватил под локоть, там порожек, а она все смотрит влюбленно на молодого героя, дверь со стуком захлопнулась.

Олег обратил внимание, что Окоем смотрел на Ляну с неодобрением, а когда она проходила мимо, он даже брезгливо посторонился, чтобы она его не задела. Скиф тоже заметил, спросил резко:

— Окоем, что случилось?

Жрец сухо поклонился. Чуть-чуть, что не ускользнуло от взгляда Скифа. Раньше Окоем кланялся почти-тельнее.

— Мир тесен, — произнес Окоем нехотя. — Все, что случается в одном конце, узнают и на другом. Скиф насторожился :

— Договаривай.

— Правителям правда бывает неприятна.

— Я еще не правитель, — прервал Скиф. — Говори.

Окоем сказал сухо:

— Как знаешь. И до Гелонии дошли слухи, что несравненная Ляна... о ее красоте наслышаны, потому и говорят... дошли слухи, что к ней ночами ходил их правитель Зандарн вместе со своими придворными. Они у неё хорошо проводили время!.. Говорят, она ублажала их всех вместе и порознь...

Скиф вскипел, рука метнулась к мечу.

— Да как ты смеешь!

Олег быстро перехватил его за кисть. Запястье у Скифа почти вдвое шире, чем у взрослого мужчины, но пальцы Олега обхватили легко, сдавили как в тисках.

Окоем ответил со злостью и гневом:

— Думаешь, мне это приятно сказать, тцар?.. Ведь ты — лицо страны. Как ты, так и твоя женщина должна быть безупречной. От этого зависит благополучие и спокойствие народа. И его добродетели. У развратных правителей и народ... становится недостойным. А тебе, Скиф, достался прекрасный народ!

Скиф побледнел, челюсти сжал так, что кости едва не проломили череп.

— Доказательства, — прохрипел он неистово, — доказательства!

— Думаешь, я бы упомянул, если бы это были только слухи?

—А что?

— Слухи очень точно описывают, где у твоей Ляны родинка... это на левой ягодице... красное родимое пятнышко размером с божью коровку под правой грудью... а пупок у нее в форме полумесяца серпом кверху... Так ли это?

Скиф смертельно побледнел. Руки его бессильно опустились, он рухнул за стол и уронил голову на столешницу. Окоем сел рядом, обнял молодого героя за плечи. Лицо его выражало глубокое сочувствие.

Олег поднялся, развел руками. Окоем кивнул, Олег указал на дверь, мимикой показал, что у него хватает важных дел, ему надо идти, а эти сопли пусть размазывают без него.

Когда дверь за красноголовым волхвом захлопнулась и они остались наедине. Окоем сказал настойчиво:

— Есть только один способ проверить... и, главное, Убедить народ.

Скиф сказал глухо в столешницу, что сразу запотела от его горячего дыхания, голос звучал снова зло и не-преклонно:

— Да мне плевать, кто что скажет и тем более подумает! Мне Ляна верна, я нисколько не сомневаюсь в ее любви и верности.

— Я тоже, — ответил Окоем.

— Ты? Что ты о ней знаешь?

— Скиф, я прожил немало. Повидал немало. Я сразу могу сказать о человеке, едва увижу, хорош он или плох. Эта девушка — сам свет, сама чистота.

— Ну вот видишь... — сказал Скиф с надеждой. Окоем сказал с горечью:

— Но не все так же... мудры, скажем так, как я. Были бы все такие, то и войны, возможно, прекратились бы. Увы, народ в массе своей злобен, труслив, жаден, завистлив, похотлив... попросту подл. Гелон как-то умел вести дела так, что все это лежало на дне души каждого и никогда не поднималось. Он поставил так, что выгоднее было быть честным, добрым, справедливым, великодушным!.. И народ таким был. И, правду говоря, все еще есть. Но не надо давать им повода усомниться!

Скиф прорычал гневно:

— О чем ты говоришь?