Все трое долго сидели за накрытым столом, любовались закатом. Ляна наконец поднялась из-за стола. На губах ее блуждала рассеянная улыбка.
— Я постелила вам в правой половине, — сообщила она. — Вы проделали долгий путь, отдыхайте.
— Как наши кони? — поинтересовался Олег.
Скиф дернулся, виновато посмотрел на Олега. В самом деле, как это он, воин, не подумал в первую очередь о конях?
Ляна засмеялась:
— Они отдыхают уже. Расседланы, накормлены. За них не беспокойтесь.
Олег кивнул, что-то ему и раньше подсказывало, что за коней беспокоиться не надо. И вообще в этом доме беспокоиться не стоит. Ни о чем.
Он рухнул на ложе, с наслаждением вытянулся во весь рост. Внезапно засмеялся. День был нелегкий, но в теле ни капли усталости. Странным образом растворилась, выветрилась, испарилась. Даже заботы и тревоги исчезли, как гнилой туман на восходе ясного солнышка. Он снова силен, в теле с удовольствием перекатываются мышцы.
Верный привычке покопаться в себе, он порылся, но только и обнаружил, что просто счастлив. Беспричинно, как бывает счастлив человек, когда выходит из хмурого дождливого утра, а перед ним распахивается залитая солнцем изумрудно-зеленая долина с цветущими маками и тюльпанами, где носятся игривые лани, ходят величавые круторогие олени...
Скиф выглянул в окно, отошел на цыпочках и, понизив голос, сказал таинственным шепотом:
— Я ей не говорил, что я — сын тцара!.. Вот она удивится и будет счастлива, когда я верну себе законное право на трон! Когда моими будут не только конь и топор, а обширные земли с городами и селами. Когда я возьму ее под руку и введу в огромный дворец, где даже двери украшены серебром и золотом...
Он прерывисто вздохнул, глаза медленно померкли. Олег сочувствующе ударил по плечу, подошел к окну.
С этой стороны тянется небольшой двор, огороженный, чтобы не забредали соседские козы, но дальше за деревьями просвечивает поверхность небольшого пруда. С одной стороны воды в лунных лучах блестят округлые валуны, похожие на спины исполинских черепах, с другой — золотой песок, что сейчас переливается призрачными искорками.
— Чудесная девушка, — выдохнул он. — Просто чудесная.
— Заметил?
— Как не заметить? Но ты... не обольщайся.
Скиф дернулся, переспросил:
— Ты о чем?
— Не обольщайся, говорю. Не обольщайся насчет своего происхождения, знатности, прав на трон... Ты настолько считаешь себя выше Ляны, что даже стесняешься общения с нею!
Скиф смутился, поерзал, отвел взгляд в сторону:
— Ну, ты что-то придумал...
— Брось, — посоветовал Олег. — Брось. Как и всю ту дурь, что ты снисходишь к ней. Это тебе повезло, дурило. Твое счастье, что она живет так уединенно, в таком уголке, куда никто не забредает. Был бы это городок на перекрестке дорог, слава о ее красоте и целомудрии уже разнеслась бы по свету. И здесь бы уже обивали пороги послы от настоящих властелинов своих стран, перед которыми и земли Миш, и Гелония — не больше кротовых кучек. И не видать бы тебе Ляны как своих ушей.
Скиф непроизвольно потрогал ухо, с неловкостью засмеялся, но смех звучал натянуто, а глаза из изумленных сразу стали тревожными.
— Олег, что ты такое говоришь?
— Мне со стороны виднее, — заметил Олег. — Да и повидать я успел больше.
В его словах прозвучала затаенная горечь. Скиф уловить ее успел, но кто думает о другом, когда вот он сам, самый любимый и замечательный, спросил живо:
— Считаешь, что должен побыстрее закончить все это... с Миш и Агафирсом?
— Считаю, что тебе надо крепче держаться за такое чудо, — сказал Олег. — Ладно, иди... Я хочу спать. Скиф замялся:
— Куда... идти?
— А это уж сам догадайся, — ответил Олег И повернулся лицом к стене.
Через мгновение Скиф услышал ровное сильное дыхание спящего человека. Поколебавшись, он решил считать, что мудрец послал его вовсе не к чертовой матери, на цыпочках пошел к двери, тихонько отворил и пропал в ночи.
Прайдер и Сын Молнии вернулись в город, где Сын Молнии еще вчера снял комнату. На всякий случай, как он сказал. Обычно это оказывалось лишним, но сейчас пришел как раз тот случай. Прайдер снял мешковину с клетки, белый голубок беспокойно забегал по жердочке.
— Может быть, — предположил Сын Молнии уже безнадежным голосом, — все-таки справимся сами?
— Нет, — отрезал Прайдер. — Я противников чую. Настоящих противников.
Он торопливо написал записку. Сын Молнии с убитым видом вытащил из клетки испуганную птицу:
— Вот уж не думал, что это пригодится!
— Я тоже не думал... Держи лапу. Да не свою, дурак! Примотай ниточкой, а то сорвет ветром.
— Говорят, — сказал Сын Молнии с сомнением, — что эти птахи способны лететь быстрее сокола? Или почти с такой же скоростью?
— Брехня.
Он погладил голубя по головке, птица вздрагивала и смотрела круглым испуганным глазом, пыталась высвободить крылья. Прайдер вздохнул, подбросил в синее небо. Захлопали крылья, голубь почти без разворота сразу выбрал направление и понесся стрелой, часто-часто хлопая крыльями.
— Сегодня хозяйка получит сообщение, — сказал Прайдер. — Людей она отыщет сразу же. Говорят, ей даже муравьи золото носят! Так что дня через два-три надо встречать подмогу.