Затем, разделив оружие поровну, мы зашагали по сухому, прямому как стрела коридору. Через некоторое время полковник потушил фонарь. Я машинально сделал то же самое. Из-за стены доносились приглушенные голоса. Из предыдущего разговора с шефом я уже знал, где расположены смотровые отверстия, и на ощупь нашел одно из них. В ярко освещенном подвальном помещении сидели на полу женщина лет сорока и две симпатичные, похожие как две капли воды девушки. Все трое в легких домашних халатиках. Они молчали, тесно прижавшись друг к другу, а разговаривали «структурные» охранники: здоровенные, мордастые, с «ПСС» в расстегнутых кобурах. У одного, видимо, старшего, на боку виднелась рация. Судя по всему, в подвале было достаточно тепло, и верхняя одежда амбалов (три одинаковых черных пальто) висела на грубой деревянной вешалке. Прислушавшись, я сумел разобрать обрывки их беседы: «...Гладкие, сучки... Угу, аппетитные! Свежачок!!! Скорей бы команда... поступила... Гы-ы-ы!!! Позовем ребят и пустим молоденьких «на хор»[9], а старая кляча свечку подержит!.. Точ-на!!»
– Приготовься, – шепнул Рябов. – Работаем на счет «три». Раз, два...
Кусок стены отодвинулся стремительно, открыв прекрасный сектор обстрела. Охранники совершенно не ожидали подобного оборота событий и даже не успели дернуться к оружию. Не выступая из темноты, мы с шефом ухлопали их ровно за полторы секунды. Женщины поначалу ничего не поняли и с изумлением уставились на трупы. Одна из близняшек с болезненным стоном схватилась за голову (наверное, подумала, что сошла с ума).
– Спокойно, деточки, спокойно! – улыбнулся полковник, заходя в подвал: – Вот и кончились ваши беды. Мы – друзья Игоря Львовича.
– Владимир?! – присмотревшись, ахнула жена Маркова. – Но как? Откуда?!!
– Потом, Валентина, потом. Долго объяснять! – отмахнулся Рябов. – У нас еще уйма дел. А сейчас пойдемте-ка отсюда. Мало ли какая сволочь припрется! Дмитрий, подсоби дамам, – полковник указал пистолетом на вешалку, а сам приблизился к «старшему» и забрал у него рацию.
Надев на женщин пальто убитых «структурщиков», мы отвели их в начало тоннеля (предварительно закрыв стену), тщательно проинструктировали, на всякий случай оставили Валентине автомат и сразу повернули обратно...
В стене столовой имелись точно такие же смотровые отверстия, как в подвале. И процедура умерщвления находящихся там агентов (они, оказывается, сражались в преферанс) в точности напоминала первую. Только на сей раз мы стреляли одновременно из двух «валов» длинными бесшумными очередями.
– Минус восемь! – радостно усмехнулся шеф по завершении. – Теперь зачищаем снайперов. Бери «левого». Встречаемся на лестнице...
С моим снайпером возникли некоторые осложнения. Каким-то образом он почуял мое приближение (хотя я крался, аки рысь), резко развернулся, но случайно зацепился дулом «вала» за стену, и мне удалось выстрелить первым. Через открытое окно мертвое тело с шумом вывалилось во двор.
– Портачишь! – прошипел при встрече Рябов (он-то сработал филигранно): – Шороху наделал! Молись, чтобы те, в гостиной, не услышали твою халтуру!!!
Я виновато потупился, до глубины души осознавая собственную бездарность и ущербность.
– Наверное, стимулятор прекращает действовать, – внимательно присмотревшись ко мне, смягчился полковник. – Значительно раньше срока. Ты же полуживой был, когда колол, а препарат на здоровых людей рассчитан!
Я хотел возразить, но внезапно ощутил судорожную дрожь в руках и понял – Анатольич абсолютно прав.
Господи, лишь бы дотянуть до конца!!! Лишь бы не сорвать операцию!!! Я не переживу, если под самую завязку угроблю столь удачно начатое дело!!! Однако обошлось. Дрожь почти сразу утихла, а других симптомов пока не наблюдалось. В гостиной же стоял сплошной ор, в основном – мат (Темрюков с Шаповаловым надрывались). Вероятно, устали уговаривать Маркова «по-хорошему». Оба подонка топтались перед креслом, в котором с каменным лицом сидел начальник Управления, и изощрялись в чудовищном сквернословии. Они так увлеклись, что не слышали ни шума на первом этаже, ни нашего приближения. В итоге Владимир Анатольевич спокойно отворил дверь и выстрелил в спину одному из них, длинному и тощему (как потом выяснилось – Темрюкову). При виде рухнувшего ничком подельника низенький полковник Шаповалов крысой метнулся к столу, схватил рацию и завопил истошно, обращаясь к генералу:
– Прикажите своим людям бросить оружие!!! Немедленно!!! Вы знаете – мне достаточно сказать одно слово или не выйти вовремя на связь, и вашу семью мгновенно уничтожат!!! Прика...
– Заткнись, козел! – оборвал его Рябов. – Ни хрена ты уже не сможешь. Отвоевался!
– Ах та-а-ак?! – перекосился в бешеной гримасе коротышка и провизжал в микрофон: – Расход!!! Але-е-е? Расход, живо!!! Вы что там, оглохли?! А-а-а?! Баб в расход!!!
– Напрасно надрываешься, – заметил доселе молчавший начальник Управления, – рация твоих людей в кармане у моего человека. Неужто не слышишь, как она твой мерзкий голосок транслирует?!
Шаповалов запнулся на полуслове и дико вытаращился на нас с Анатольичем. Дошло-таки!