Изгой

— Не совсем так. Он был тихим. Учился хорошо. Я повторно женился. Ему было четырнадцать или пятнадцать лет, когда он стал неуправляем: все эти вещи, которые он с собой делал, и пьянство.

— Такое несчастье. Ваша жена утонула… Расскажите мне о ней.

— Я не понимаю, зачем это нужно.

— Вам, видимо, очень тяжело.

— Разумеется.

— Вы сказали, что при этом присутствовал только он один.

— Да.

— Он никогда не рассказывал, что там произошло?

— Он вообще об этом не говорил. Молчал. Как-то странно молчал.

— Почему вы так говорите?

— Ничего я не говорю.

— Мне кажется, вы говорите об этих событиях так, будто они были в какой-то мере таинственными.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду. Таинственными. Это все очень печально. Льюис был маленьким мальчиком. Он хорошо плавал. Река там не очень глубокая. Я не знаю. Меня там не было.

— Похоже, вы расстроены.

— Я совершенно не расстроен. Пропал мой сын. Он может опять попасть в тюрьму. Теперь он уже не ребенок. Ему девятнадцать, он жесток, он пьяница, он причиняет вред людям, а вы, похоже, собираетесь говорить о неприятном событии, случившемся много лет тому назад.

— Я не хотел вас расстраивать.

— Я бы хотел вернуться к теме нашего разговора.

— С вами все в порядке?

—. Прошу вас!

— Дать вам воды? Может быть, хотите чего-нибудь выпить?

Джилберт нетерпеливо посмотрел на часы.

— Бренди? — предложил доктор Бонд.

Джилберт выпил и подумал, как это здорово, что стаканчик спиртного в лечебных целях в кабинете у врача позволяет нарушить правило «ни капли до двенадцати». Теперь он почувствовал себя несколько лучше. Он рассказал доктору Бонду о том, как Льюис напал на дом Кармайклов, а затем скрылся. Он рассказал ему о крови на стене в ванной, о том, что он видел Тамсин, и о том, как это ужасно выглядело. Он рассказал ему об отсутствующем взгляде Льюиса и о его внезапной беспричинной ярости.

— Мы не знаем, где он, — продолжал рассказывать он. — Это случилось вчера. После этого он убежал, и мы не знаем, где он сейчас и что с ним может случиться, если его поймают.

— Какие у вас есть соображения по этому поводу? — Вопрос этот прозвучал очень многозначительно.

Внезапно Джилберта захлестнули эмоции, и он почувствовал, что ему трудно говорить.

— Я очень беспокоюсь за него.

— И?..

— Я очень беспокоюсь за свою жену. Свою вторую жену. И за ту, другую семью, о которой я вам говорил, за своего соседа и его дочерей.

— Когда вы говорите, что беспокоитесь, вы…

— Я боюсь за них.

— Могли бы вы сказать, что ваш сын представляет опасность для самого себя?

— Да.

— Могли бы вы сказать, что ваш сын представляет опасность для других?

— …Да.

— В отдельных случаях… когда человек не принимает того, что он нуждается в лечении, инициировать этот процесс может ордер на арест.

Вот, он все-таки сказал это. Джилберт хотел, чтобы тот произнес эти слова, но теперь, когда они прозвучали, его уже тошнило от самого себя, он просто испугался. Доктор выжидал, опустив глаза вниз, на свои очки. Голос его был очень вкрадчивым.

— Это вполне законные действия.

Не глядя на него, Джилберт кивнул.

— Вы сейчас вовсе не предаете своего сына, мистер Олдридж.

— …Нет.

Сон Льюиса напоминал погружение. Под ним раздвигались какие-то пласты, сознание проваливалось все глубже и глубже, а пробуждение было резким и внезапным. Стало заметно жарче. Умиротворенность исчезла, и на смену ей пришла тревога. Рабочие опять суетились возле окон, и ему казалась глупой та настойчивость, с какой они вставляли все эти маленькие оконные стеклышки на место разбитых им.

Он всегда считал, что он какой-то неправильный. Но он не был неправильным. Его сердце забилось быстрее, он одновременно чувствовал себя и сильным, и слабым. Ему хотелось забрать Кит отсюда, но он не знал, как он это сделает и что следует предпринять после этого. Он посмотрел на свою дрожавшую руку и пожелал, чтобы дрожь прекратилась, и она действительно прекратилась, и он прикурил свою предпоследнюю сигарету, держа ее уже твердой рукой.

Он курил, стараясь удовлетвориться этим и не чувствовать голода, следил, как поднимается сигаретный дым, представлял себе отца на работе в своем офисе, думал, чем он сейчас может заниматься.