Изгой

Послышался телефонный звонок, и через какое-то время подъехал небольшой фургончик, который был отослан к задней части дома. Льюис слышал, как шум мотора отдалился, а потом снова возник во дворе возле конюшен. Он закурил уже третью сигарету, а через несколько минут в сопровождении дворецкого и Клэр появились рабочие, которые начали осматривать поврежденные окна. Частично стекла в них были разбиты, а свинцовые переплеты местами погнуты. Сначала Льюис прятал свою сигарету за дерево — ему казалось, что огонек сигареты легко заметить, но потом он убедился, что его не видно, и стал наслаждаться возможностью наблюдать за всем этим из своего укрытия. Он уже сожалел, что паниковал и прятал огонек сигареты. Их у него оставалось еще три. Приближалось время обеда, но ему не хотелось думать о еде. Он наблюдал за тем, как из-за угла вынесли оконное стекло, как разрезали его и подогнали по раме. Ему хотелось увидеть Кит, хотелось, чтобы она вышла из дома. И тут она действительно появилась, словно услышала его.

Она была с книгой и яблоком, а под мышкой держала котенка, который сразу же убежал, как только она опустила его на землю. Она спустилась по ступенькам террасы и пошла в его сторону, затем остановилась, легла на живот на траву и начала читать, покачивая согнутыми в коленях ногами и время от времени откусывая от яблока. Позади нее суетились рабочие, а она лежала на солнышке и читала в каких-то двадцати метрах от Льюиса, и он мог свободно наблюдать за ней.

На ней были шорты и рубашка, которая вполне могла быть частью ее спортивной формы для школы, ноги были босыми. Ему нравились ее уши. Он обратил внимание на то, что она обхватила яблоко всей ладонью и откусывала от него сразу большие куски. Он пытался рассмотреть, что она читает, но не смог. Она была загорелой и складной, и каждая часть ее тела идеально сочеталась с другими частями. У нее очень гармоничное строение тела, думал он, такое тело лучше выглядит обнаженным, чем одетым; и в одежде она тоже хороша, но без нее — лучше. Он пытался не представлять ее в обнаженном виде, потому что она не знала, что он здесь, и это было нечестно с его стороны. Он закрыл глаза. Ему хотелось погладить нежную кожу у нее под коленками. Ему хотелось узнать, какова на ощупь эта выступающая косточка у нее на бедре, хотелось положить руку туда и еще ей на спину, чтобы ощутить плавный изгиб талии, нежную поверхность ее кожи. Ему хотелось снова потрогать край ее волос, мягко вьющихся на шее, как у мальчишки и одновременно совсем не как у мальчишки.

Не думать о ее теле не получалось, поэтому он открыл глаза и постарался думать о чем-то другом. Он думал о том, что можно было бы сделать, чтобы помочь ей, и это заставило его вспомнить, что она не хотела его помощи. Возможно, она ее и хотела, просто не хотела ее сейчас. Теперь она знала про Элис и поэтому больше не любила его, так что ему нужно забыть об этом. Мысль о том, что его не любят, была для него не новой, но все-таки было тяжело осознавать, что Кит любила его, а теперь, узнав кое-что о нем, больше уже не любит. Он не должен был позволять себе раздумывать над тем, как все могло бы сложиться, если бы он был лучше. Он знал, что не подходит для такой девушки. С ней ему следовало быть нежным, ласковым и спокойным, но теперь он должен помнить, что она не для него. И хотя она не для него, он все равно должен помочь ей, если сможет.

Позади нее высился дом. Все стало другим. Дом этот перестал для него быть хорошим и безопасным — он превратился в неблагополучное место. Льюису подумалось, что производимый ремонт напоминает восстановление стен крепости в перерыве между битвами. Однако это был всего лишь перерыв. День был теплым, и Льюису казалось, что какое-то время ничего плохого случиться не может, поэтому он решил еще немного понаблюдать за Кит, потому что ему это нравилось, и он позволил себе насладиться этим ощущением.

Время от времени из дома выходила Клэр, чтобы проследить за рабочими, а в час они прекратили работу и ушли. Прозвучал гонг к обеду, Кит встала, потянулась и пошла к дому.

Теперь смотреть было не на кого, Льюис пригрелся на солнышке и позволил себе поспать. Это был ненастоящий сон, скорее полусон, в котором его сознание снова и снова перебирало и изменяло знакомые ему вещи — он начал перестраивать картину мира. Его сознание, подстегиваемое голодом, казалось, вышло из обычных границ; он видел, что понятия, которые были привычными, являются ложными и рассыпаются, когда он начинает присматриваться к ним. Его мысли убегали, растекались и рисовали перед ним все новые картины.

У него было странное ощущение, ощущение какого-то зазеркалья, как будто вся его жизнь проходила по одну сторону зеркала, тогда как все остальные находились по другую, но теперь стекло было разбито, и его толстые осколки валялись у их ног.