Изгои (Часть 4)

В «родную» камеру он вернулся уже в весёлом, приподнятом настроении: три года – это не десять лет без права переписки. Всю первую ночь после суда он не спал и думал, строил планы на будущее, заглядывал в глубины своей таинственной души, искал то слабое место, которое допустило в его жизнь наркотики. Он скрупулёзно анализировал причины, выискивая своего врага, с которым ему ещё придётся сражаться.

Он вспоминал своих стареющих родителей, дивился их терпению и их силе духа. Как он был благодарен им за их любовь, за мужество и силу их прощения! Они любят его таким, какой он есть, со всеми его недостатками. Он молился за них, за их здоровье, за их долголетие и счастье. Он чувствовал какую-то неразрывную связь между ними и собой, и через этот невидимый портал посылал им свои переживания и добрые чувства… И они отвечали ему: «Держись, сынок. Мы с тобой».

Из областного суда пришло утверждение приговора, и Арбалет стал ожидать со дня на день свой этап. На суде ему вменили также 62-ю статью о наркотической зависимости, режим строгий. Лагерь строгого режима для наркозависимых далеко от дома: на Кузбассе, в городе Ленинск-Кузнецкий. Вот туда Арбалет и ждал этапа. Опять поедет познавать мир, но уже в восточном от родного Урала направлении. Жаль только, что он выбрал не самую светлую сторону этого мира, а самую тёмную и жестокую. Но люди живут везде. Арбалет и не расстраивался: найду своих.

Все находятся на своих местах и своими мыслями создают свой мир. В своё время и он построил свой, жестокий и грязный, наркотический мир. Мир боли и страданий, мир, уходящий во тьму. Но у него – свой путь. Главным было то, что он верил, что всё пройдёт, всё познает и найдёт ускользающую от него, но спасительную Истину. Может быть, он и пришёл в этот мир для того, чтобы найти сокрытую от людей, завалявшуюся где-то в придорожной грязи жемчужину. Порой ему казалось, что ещё немного, и вот-вот ему всё откроется…

Началась этапная суета: крики, вопли, кипиш, мелькающие озабоченные лица. Приговор утвердили, и отношение надзирателей, соответственно, становится другим. Уголовник сразу становится никем. Он не принадлежит самому себе, его тасуют туда-сюда, из камеры в камеру, гоняют через превратки (камеры предварительного заключения). В них толкутся разные люди, происходят случайные встречи: кто на Сахалин идёт этапом, кто – в Иркутск, а некоторые – и в Москву. Разные человеческие судьбы, но у всех на лицах – серый отпечаток печали, горя и страдания. Арбалет давно уже заметил, что основная масса сидельцев – совершенно случайные люди, посаженные за разную ерунду: кто по-пьяни, кто из-за наркотиков, кто запутался в личной жизни, кого голод толкнул на преступление, а кого и зависть или жадность одолели. Вот с такой разношёрстной публикой и приходилось общаться, пока доберёшься до места назначения.

В этот раз Арбалет заодно и научился ездить по этапу с комфортом.

В камеру зашёл седовласый дедушка. Арбалет тут же встал, уступая ему своё место, так как народу в ожидании этапа накопилось довольно много. Арбалет любезно поинтересовался:

– Дед, по какой статье?

Но дед, спокойно усевшись на предложенное место, поблагодарил, но на вопрос не отвечал. Немного позже он деловито вытащил из ушей вату и, удовлетворяя любопытство окружающих, объяснил Арбалету:

– Сижу уже 17 лет. Надоел этот вечный гул и шум во время этапа. Заткну уши ватой, и ничего не слыхать. Тело везут куда-то, а я в глубоком трансе общаюсь сам с собой. Достал книжечку и, не замечая окружающей суеты и назойливого шума, спокойно общаешься с любимыми авторами, а не с какой-то малокультурной шантрапой. Ты уходишь в себя, и как бы улетаешь от этого назойливого мира, от пустой суеты, от надоедливого мелькания постоянно меняющихся людей, от одинаковых глупых вопросов. Ты просто уходишь глубоко в себя.

Так и Арбалет научился уходить в себя и быть в себе (т.е. быть на Вершине одиночества).

Маршрут заканчивался: Новокузнецк, Ленинск-Кузнецкий. Глубокой ночью столыпин прибыл к месту назначения. Разгрузки пришлось ждать долго. Теснота в вагоне была неимоверная. Народу натолкали плотнее, чем жареную кильку в банку. Все устали от разговоров и ожидания. Почти никто не спал. Одни дремали наверху, другие сидели, сгорбившись и пригорюнившись. Арбалет долго лежал, укрывшись с головой фуфайкой. Потом решил посчитать, сколько же их набито в этом тюремном купе. – Двадцать три человека: «Ха, двадцать три – моё число. Это знак. Но какой?»

Число действительно совпадало с днём его рождения, но в знаках и приметах он не разбирался, в символы не верил, но в том, что человек связан невидимыми нитями с окружающим миром, не сомневался. Арбалет отвернулся к стене, вспоминая последние события…

В день этапа вся камера провожала Арбалета. Обычно спали посменно: одни днём, другие – ночью, так как спальных мест на всех не хватало. Но в проводах Арбалета участвовали все. Надзиратель открыл кормушку.

– Десять минут на сборы.