Изгои Интермундуса (СИ)

– Кхм, ладно, – он отстраняется, я чувствую его смущение, хоть он и старается скрыть его за невозмутимым лицом, – нужно повторить роль.

Да точно! Роль...

Зубрежка монологов Джульетты растягивается почти на две недели. Я настолько погружаюсь в роль, что она вытесняет все прочие мысли: о Лео, о Теоне, о странных снах и болезненных вспышках искаженных воспоминаний… Уроки проходят как в тумане, да и они уже почти меня не волнуют.

Единственный раз, когда внутри все начинает дергаться – это на контрольной репетиции, когда я слышу, как прогоняют свои реплики Маша и Кир. Весь их диалог, хоть он и сыгран абы как, врезается мне в душу шипом понимания...

– И я чего хочу, когда все решено?

Мне в петлю лезть, а ей смешно,– говорит Кир в образе Чацкого.

– Хотите ли знать истины два слова?

Малейшая в ком странность чуть видна,

Веселость ваша не скромна,

У вас тотчас уж острота готова,

А сами вы..,– гордо вздергивает подбородок Маша, прямо Софья Фамусова.

–Я сам? не правда ли, смешон?– подсказывает Теон, усмехнувшись, видя, как Кир судорожно роется в своих листах.

–Да! грозный взгляд, и резкий тон,

И этих в вас особенностей бездна;

А над собой гроза куда не бесполезна, – слова Софьи-Маши напоминают меня саму. Как странно...

–Я странен; а не странен кто ж?

Тот, кто на всех глупцов похож;

Молчалин например..,– Кир немного запинается под строгим взглядом учителя.

–Примеры мне не новы;

Заметно, что вы желчь на всех излить готовы;

А я, чтоб не мешать, отсюда уклонюсь,– Маша разворачивается, чтобы уйти.

–Постойте же!– Кир хватает девушку за руку, и я вижу, как всего на пару секунд ее лицо, особенно щеки, покрывается легким румянцем. –Раз в жизни притворюсь.

Следующий монолог из «Горя от ума» – хоть и нескладно прочтенный – расковыривает всю душу.

– Оставимте мы эти пренья.

Перед Молчалиным не прав я, виноват;

Быть может, он не то, что три года назад:

Пускай в Молчалине ум бойкий, гений смелый;

Но есть ли в нем та страсть? то чувство? пылкость та?

Чтоб кроме вас ему мир целый

Казался прах и суета?

Чтоб сердца каждое биенье

Любовью ускорялось к вам?

Чтоб мыслям были всем и всем его делам

Душою — вы, вам угожденье?..

Сам это чувствую, сказать я не могу,

Но что теперь во мне кипит, волнует, бесит,

Не пожелал бы я и личному врагу,

Бог знает, за него что выдумали вы,

Чем голова его ввек не была набита.

Быть может качеств ваших тьму,

Любуясь им, вы придали ему;

Но вас он стоит ли? вот вам один вопрос;

Чтоб равнодушнее мне понести утрату,

Как человеку вы, который с вами взрос... [А. С. Грибоедов «Горе от ума» 1822-1824]

В этом монологе Чацкий словно пытается достучаться не до Софьи, дав ей понять, что любовь ее выдумана, что Молчалина она совсем знает, а говорит это все мне. Но если Кир – Молчалин, то Чацкий...

Мотнув головой, разгоняю ненужные мысли и ухожу в раздевалку – свою часть мы прорепетировали еще вчера. Остается только переодеться к спектаклю и ждать начала...

***

– Дай факел, мальчик. Отойди подальше.

Иль нет, – задуй, а то меня увидят.

Ступай же в чащу тисовых деревьев,

Ложись там и к земле приникни ухом…

Мои глаза закрыты, но перед глазами все еще стоит образ Париса в очках, несущего пластиковый факел. У меня возникает ощущение, словно я опять на одной из репетиций. Только в этот раз я не наблюдаю за происходящим, сидя двух партах, сдвинутых вместе и укрытым красный покрывалом, а лежу на них, изображая спящую в гробу Джульетту.