Мысли были глухи, словно энергия из них ушла. Я просто стояла и смотрела на осколок. Сжимаю его в руке – легкое пронзающее жжение – и она немеет, отпуская на волю маленькие красные капельки. А что... почти не больно...
Вдруг осколок из руки исчезает. Ну ничего... в раковине этого добра...
Слышу шорох позади и легкий стук фарфора о пластик. Рука касается моего плеча, и меня разворачивают.
Странно, но он не кричит и не упрекает меня, а просто смотрит. Его глаза изумительно синие, словно замороженное вечернее небо.
Вид крови выбивает все мрачные мысли из моей головы, будто бы встряхнув и вернув в реальность. Хватаю парня за рукав:
– У тебя идет кровь! Дай взгляну.
– Зачем? Ты, что, никогда царапин не видела? – недоуменно протягивает мне ладонь, будто бы совершенно не поняв моего порыва.
Уголки губ нервно дергаются. Артист.
Заправив за ухо упавшую на лицо прядь, качаю головой. Выхожу из ванной комнаты, и из узенького шкафа в коридоре достаю аптечку. Протерев свою ладонь перекисью, и заклеив два мелких пореза на правой руке БФ-клеем, возвращаюсь в ванну.
Теон так и стоит, облокотившись о стиральную машину, совершенно игнорируя капающую с пореза кровь.
Подхожу ближе, проделываю то же самое с ним, потом достаю бинт и начинаю осторожно обматывать раненую ладонь парня. Он не сопротивляется, и даже не шипит на меня, как это обычно бывает.
Слой за слоем наматываю бинт, а вслед за ним на сердце наматывается беспокойство. А вдруг порез больше, чем мне показалось, и его нужно зашивать…? Чувство страха, такого знакомого, сковывает все существо. Бинт кончается, а моя рука замирает, так и не завязав оставшиеся концы на тыльной стороне ладони. Дрожь пронзает до кончиков пальцев.
Не совсем понимая, что делаю, резко шагаю вперед и прижимаюсь к мужской груди. Дрожь все не унимается, и я сцепляю руки за спиной Теона, сильнее вжимаясь в него. Слезы не понять с чего заполняют глаза.
Отстраняюсь и, вытерев слезы рукавом халата, шагаю к двери. Желудок скручивает от голода.
– Будешь чаю? – оборачиваюсь.
Парень хмурится. Я теряюсь: не нужно было спрашивать?
И тут Теон хватает меня за запястье правой руки, и разворачивает ладонью вверх.
– Больше не вздумай, – кивая на ладонь, мрачно изрекает он.
Виновато улыбнувшись, иду на кухню. Но Теон не приходит. Выпив чаю и зажував его топленым печеньем – мой любимый суп не полез в горло – направляюсь в комнату переодеваться. Проходя мимо трюмо, вижу красный след на щеке. Сглатываю тревогу и иду умываться.
Закончив с приготовлениями, залетаю в комнату моего соседа, надеясь, что он там – не помню, чтобы слышала, как он ушел.
– Эй, ты идешь… – вопрос растворяется в четырех стенах комнаты.
– Эй… – неуверенный оклик ползет дальше по пустой квартире.
Решив не теряться в догадках, куда мог деться парень, иду на кухню.
«Черт, ну где же все ложки? Теон их, что, продает?» – цокаю я, мысленно осыпав проклятьями темно-бежевую кухонную тумбу (успокоившись, поняла, что жутко голодна, а манящий запах супа в этом помог).
Не спорю, иногда обмен мыслями бывает полезен, но не в тех случаях, когда в мозгах роится законченный циник.
Я вылетаю из квартиры, с чувством того, что наверняка опоздаю, все бы ничего, если бы не история первым уроком. В 8:37 я влетаю в класс, но поскользнувшись на полу, падаю за порог.
– Входите, раз уж решили почтить нас своим присутствием, – холодно говорит учительница. Тихонова терпеть не могла опаздывающих учеников. Смотрит так, будто я не просто опоздала, а пришла пораньше на перемену.
Отряхнувшись, встаю, и, извинившись перед учителем, прохожу между рядами и сажусь на свое место. Смущенно улыбаюсь, поймав взглядом приветственный кивок моего голубоглазого ангела.
Поправив волосы, поворачиваюсь и с раздражением смотрю на парня.
Нахмурив лоб, лихорадочно копаюсь в своих воспоминаниях. Найдя нужное, победно улыбаюсь, материализуя в мыслях одну из глупейших ситуаций, виденных в жизни.