Изгои Интермундуса (СИ)

Моментально распахиваю глаза, проверить, не ослышалась ли я.

– С ним, – добавляет, и едкая ухмылка придает лицу хищное выражение.

– Что? – не понимаю, как разговор зашел в это русло.

– Покувыркаешься с ним – поймешь, тот ли он вшивый конюх или нет, – его глаза темнеют, он шагает на меня, загоняя в угол. – И поедем дальше, искать других клонов.

Во мне вскипает праведный гнев. Да как он смеет! Я ведь хотела помочь!

– Сам ты вшивый конюх! – пихаю его кулаком грудь. – Он был сыном высокородного венефикуса!

– Да ладно, – ухмыляется, уже без злобы. – Чего ты хочешь от меня, Дея?

Он отступает, ровно тогда, когда между мной и стеной за спиной остается всего лишь шаг.

– Ты ведь не можешь уйти? – робко спрашиваю я, стараясь задавить приступ жалости в голосе. – Тебе ведь будет больно...

Он улыбается – ни злости, ни яда – и исчезает. Я ухожу в зал и опускаюсь на диван. Интересно, что он этим хотел доказать?

Через полчаса парень появляется в квартире и подходит ко мне с победной улыбкой.

– Видишь, не умер. Поздрав из Србије [Привет из Сербии (серб.)], – от него шлейфом исходит мешанина сладких цветочных ароматов.

И с этими словами достает, вдетую во внутренний карман пальто, изумительную светло-сиреневую розу с серебристым отливом.

Я вдыхаю кружащий голову аромат с нотками цитруса, и улыбаюсь, чувствуя, как груз падает с плеч. Я, наверное, его не так поняла...

Глава 9. Последний листопад

– Скажи мне, ты – мазохист? – спрашивает Кая, закидывая ногу на ногу.

– О да, – с сарказмом добавляю я, бережно помешивая настой из коры Мафусаила [Мафусаил – сосна остистая межгорная, это дерево одно из древнейших ныне живущих неколониальных организмов на Земле, известных науке], что почти две недели назад прихватил из леса Инио в Калифорнии. От него разит водкой.

Папоротник я убедил, что уже конец июня, еще вчера, и сейчас он скромно подставляет свои молочно-зеленые цветочки далекому солнцу.

– Ты, что, Генри Проттер? – усмехается девушка. – К чему все это зельеварение?

– Напомни забрать у тебя планшет, – вместо ответа говорю я.

– А чем мне еще заниматься, пока ты и твоя сердобольная в школе, – фыркает в ответ.

– Не твое дело, и я все равно пойду, – пропуская мимо ушей ее замечание, отвечаю на вопрос.

– Теон, – встает с кухонного диванчика и подходит к окну, – я не умею читать мысли. Моя сила... как Whatsapp, могу читать только то, что ты посылаешь мне. Но я могу ощущать эмоции. И я знаю этот терпкий горьковато-сладкий вкус. Отчаяние, усталость, гнев, ревность под глазурью снедающей сердце любви...

– Как поэтично, – кидаю ей, пробуя обжигающий горло настой. Готов.

Теперь список... Надеюсь, поможет... Первая, то есть последняя, дата четко отпечаталась в мозгу: 8 мая 1945, наш последний раз...

– Зачем идти, если ты думаешь, что она устроит тебе двойное свидание...

– Сам виноват, – бросаю я, тыкая ручкой по листу: разрыв между первым пунктом(декабрь, 1723, Германия)и тринадцатым нужно было заполнить. – Наплел ей, что сорвался, потому что ты меня бросила. Все, не мешай.

– Чего? Не впутывай меня в свою драму, – возмущается девушка. – А это что? Список покупок?

Кая, уличив момент, выдергивает из-под моей руки листок.

– Отдай, – с нажимом говорю я. Вот же, прыткая каракатица.

– Даты… – протягивает она, щурясь. – Что это? Скажи, может, я смогу помочь...

Под конец фразы голос становится вкрадчивым и сладким. Я понимаю, что устал. Устал все скрывать. Захотелось поделиться...

– Хи-хи-хи, – прикрыв ладонью рот, окта старается сдержать смех. Что ее рассмешило: вся моя жизнь или только наличие 13-ти пунктов в моем списке – остается лишь гадать.

– Рад, что тебе весело, – хмуро бросаю я, чувствуя как тело сковывает неловкость, та самая, которая возникает после того как открыл секрет, а его подняли на смех.

– А я думала, что ты – угрюмый девственник! – Кая начинает хохотать в открытую. – Тринадцать раз... Первый в 1723, последний в 1945. Это почти раз 20 лет получается?

– Шерлок, – стиснув зубы, проглатываю крутящиеся на языке отборные маты.

Взглянув на меня, снова падает животом на диван, хохоча в подушку и колотя ладонями по обивке. Яростно дернувшись, забираю у нее листок. Нужно закончить, и чем быстрее, тем лучше. Через полчаса на бумаге появляются нужные даты – где просто год и сезон, где конкретная дата. Какие-то воспоминания смазаны, словно рисунок, на который пролили стакан воды. Другие – яркие и четкие, обдают жаром, который, тлея, ползет вниз, завязывая внутренности узлом.

– Я серьезно, – успокоившись, поднимает на меня свой розово-лиловый взгляд. – Мой яд может помочь.

Ставлю точку, кладу листок в глубокую кастрюлю и поджигаю.

– Яд? – как можно безразличнее переспрашиваю, но внутри что-то дергается в предвкушении.

– Мой яд может влиять на воспоминания, а не только на чувства, – девушка откидывается на спинку дивана, задумчиво разглядывая софиты на потолке. – Можешь просто выпить его. Только тебе надо четко представить то, что нужно стереть. Ну, или просто добавь в свое варево – заменит твои недостающие ингредиенты.