– Святой отец! Братья! – осеняя себя священным знаком Создателя, воскликнул Морвикус. – Опомнитесь! Хула! Да, я отправлял «вестники», но не кому либо, а самому главе ордена Привратников! Таков был строгий и тайный наказ!
– Ночью?! Ты отправлял светлой Церкви свои послания посреди глухой ночи?
– Таков был тайный наказ! Глава Привратников не доверяет тебе, отец Флатис! Боится, что ты не совладаешь со своей натурой Искореняющего и постараешься уничтожить артефакт!
– Ложь! Как твои послания могли бы помешать мне, вздумай я ослушаться приказа и вознамерься уничтожить артефакт? Как?!
– Я просто должен был оповещать его святейшество о твоем настроении и помыслах! Я лишь служу Церкви и выполняю ее наказы, как и ты! В этом нет моей вины! Опомнись, Флатис! Опомнись ради Создателя Милостивого!
– И опять ложь! – отец Флатис в ярости ударил ногой о камень, и булыжник мгновенно раскалился от переполнившего его жара. – Ложь! Когда мы выловили последнюю часть кинжала и вспарывали несчастному живот, я почувствовал силу сдерживающей зло молитвы только от шестерых человек! От шестерых, кто щедро вкладывал в слова молитвы самого себя без остатка!
– Но нас и так шестеро! – вскрикнул побелевший Морвикус, отступая назад и путаясь в полах своей шубы. – Нас шестеро!
– На той лодке нас было семеро, – зло оскалился Флатис, в свою очередь, делая шаг вперед. – Братья монахи, истово выполнившие свой долг! Это четверо! Я! Это пятеро! И несчастный каторжник, прикованный кандалами к мачте и молившийся, молившийся что есть мочи! И это шестеро! А ты… ты всего лишь бубнил заученные слова себе под нос, не вкладывая в них ни единой капли силы! И ты не видел поднимающейся от трупа черной мглы, свидетельствующей о темной волшбе! Мгла почти коснулась твоего лица, а ты даже не отшатнулся! Потому что не видел! Так какой же ты священник? А?!
– Все ложь и навет! Ложь!
– Нет, – качнул головой Искореняющий Ересь. – Это ты лжешь… но я лишь раб Господень… я не всевидящ и могу ошибаться.
– Да, да, отец Флатис, – поспешно закивал Морвикус, возвращая на лицо улыбку. – Все мы лишь люди. Обвинения произнесены, пусть и ошибочные, но я приму их со всем своим смирением! А когда мы вернемся в резиденцию ордена, то я готов предстать перед судом иерархов Церкви! Пусть они определят степень моей вины. Пусть они решат, оступился ли я где на своем пути. А сейчас не будем терять времени и поспешим назад, к Стальному Кулаку! На нас возложена тяжкая ноша, и мы должны доставить ее в целости и сохранности, не щадя живота своего.
– Да… ты прав… – медленно произнес отец Флатис, согласно кивая. Пылающий в его глазах огонь медленно угасал, а раскаленный добела камень набережной, сухо потрескивая и шипя, начал остывать. – Так и сделаем.
– Да, так и сделаем, – с облегчением выдохнул Морвикус.
– Но сначала… сначала ты принесешь мне исповедь, прямо здесь и сейчас, – прошелестел священник, и Морвикус начал стремительно бледнеть. – Я всегда могу понять, лжет ли мне человек… Простой человек. Но ты далеко не прост… отец Морвикус. Ты посвящен в наши таинства и можешь скрыть от меня свои помыслы. Но только не на исповеди! Опустись смиренно на колени и подставь голову под мою длань! – отец Флатис вытянул перед собой руку, с ожиданием взглянув на съежившегося Привратника.
– Нет! Ты… ты не можешь принять у меня исповедь! Я облечен таинствами нашего ордена, запретными для ушей посторонних! Только иерарх Привратников может требовать от меня исповеди! Только он!
– Я не буду вопрошать тебя о тайнах твоего ордена, – брезгливо поморщился старик, попрежнему удерживая перед собой руку. – Я задам тебе лишь один вопрос. Всего один. И стоящие рядом братья монахи будут свидетелями нашего доп… нашей беседы и того, что я не преступил грань допустимого. Если пожелаешь – потом я сам открою свою душу в исповеди. Видит Создатель – я в ней нуждаюсь! Преклони колени, Морвикус! Преклони… или умри!
Привратник заглянул в суровые и безжалостные глаза Искореняющего и, с хриплым всхлипом, начал медленно опускаться на колени. Но не успели его колени коснуться усыпанной пеплом набережной, как он метнулся в сторону и бросился бежать ко все увеличивающейся толпе горожан. На ходу сорвал мешок, сунул руку в горловину и… дико завопил, объятый огнем. Но превратившийся в сгусток пламени человек не прекратил своего стремительного бега. Загоревшийся мешок упал на землю, а Морвикус, попрежнему вопя во всю глотку от чудовищной боли, охватившей его тело, поднес ко рту сжатый кулак. Сделал еще один гигантский прыжок и рухнул на землю в трех шагах от окаменевшей толпы, когда языки ослепительнобелого шипящего пламени прожгли его тело насквозь. Горящая голова по инерции прокатилась вперед и застыла в шаге от ног пузатого стражника, уставившись на него провалившимися глазницами и изрыгая пламя из разверстого в последнем крике рта. Издав перепуганный, тонкий визг, стражник отпрыгнул назад и опрометью бросился прочь, увлекая за собой остальных. Через мгновение порт обезлюдел.