Изгои. Роман о беглых олигархах

А потом мы долго ехали в такси. Я сказал, что мне непременно нужно переехать из моего насквозь простуженного загородного дома, в который я совершенно не хотел возвращаться, настолько там было промозгло, и даже установленный хозяином дополнительный обогреватель не спасал от сквозняков из шкафов и электрических розеток. У хозяина, кроме меня, совсем не стало постояльцев, и дом болтался на нем, словно одежда на кресте из досок. Я хотел переехать в центр, на Мэрилебон-стрит, там сдавали отличную квартиру, где я думал поселиться под своей настоящей фамилией. Встреча с Феликсом, по словам Вики, ликовавшим после смерти Микаэла и уже успевшим оформить предварительную заявку на танзанийское месторождение, обязывала меня выйти из того полулегального состояния, в котором я пребывал с момента своего появления в Англии. Наличие же документов на имя гражданина Британии могло вызвать у Феликса наивысшую степень подозрительности, тем самым спустив в унитаз жизни всю комбинацию, родившуюся в Москве, на улице, называвшейся когда-то Потылиха.

* * *

Я сознательно не рассказывал ничего ни про эту улицу, ни про дом с колоннами, убранный куда-то в тихие дворы и укрывший свой по-московски красивый фасад за высокой и нелепой, зеленой и сплошной оградой. Все как всегда: никакой вывески, из примет лишь скромный оранжевый маячок, который всякий раз оживал, когда ворота отъезжали в сторону, пропуская через себя очередной автомобиль. Здесь, в этом трехэтажном доме, работали озабоченные люди в штатском, а на вахте внутри стояли прапорщик в зеленой форме и прапорщик в черной форме американского образца (высокие ботинки, засученные рукава, бейсбольная шапка). В руках у черного прапорщика был рогатый пистолет-пулемет девятимиллиметрового калибра, а у зеленого глаза лучились, словно деревенский, раскрытый навстречу рассвету подсолнух.

Прапорщикам показывали удостоверения в развернутом виде как на входе, так и на выходе. Однажды мимо них прошло сразу несколько человек, которые вообще никаких удостоверений не имели. Одним из них был я – с тревожным взглядом полярни-ка, пережившего шестимесячную ночь, другим – толстый Витя Бут, гордо пронесший сквозь турникет входа в здание свой живот и крупную слоновью голову, третьим – маленький генерал со смешными усами и бачками, делавшими его похожим на техасского коневода. Потом еще кое-кто; их примет, а тем более имен я не назову даже под пыткой.

Все собрались в честь пресловутого «белого китайца», чье присутствие в определенных кругах сделалось столь навязчивым, что грозило перевернуть всякое привычное представление о старом добром кокаиново-героиновом мире. «Китаец» привлекал смешной ценой, простотой приготовления. Его не надо было выращивать и нанимать армии для охраны и транспортировки. Достаточно было комнатушки в спальном районе, сарая, гаража, реагентов из магазина и оборудования из школьного кабинета химии. Из килограмма «китайца» получалось двадцать миллионов доз. «Китаец» вполне оправдывал свое название и плодился с устрашающей скоростью, как и положено настоящему китайцу. Опийные торчки, пересевшие на «белого китайца», прямо на его спине услужливо доставлялись в тамбур, а оттуда в ад, без задержек.

Именно здесь, в доме на Потылихе, я впервые услышал о причастности Феликса к распространению «китайца» в России. Именно здесь один из тех, чью фамилию я никогда не назову, набросал придуманный кем-то план. Витя Бут долго хмурился, а затем пробурчал:

– За полоний меня закроют. Убить не убьют, но закроют надолго. Потеряем часть бизнеса.

Один из тех, без фамилии, упрямо покачал головой, посаженной на шею интеллигентного диаметра, и поправил очки, подвинув их к самому верху переносицы:

– Осядешь на нейтральной территории, где-нибудь в Азии. Будешь рулить по телефону. Ничего мы не потеряем. У тебя есть люди, их учили мыслить независимо и широко.