Но и при отсутствии заметного христианского миссионерства появлялись отступники из иудаизма в христианство – по убеждению или, по крайней мере, по своей воле, а также жертвы насильственных обращений, которые во время погрома или в иной форсмажорной ситуации предпочли не смерть за веру отцов (о них речь пойдет ниже), а жизнь и чужую веру. Откуда мы о них узнаем? Прежде всего, из дискуссий, порожденных желанием таких апостатов вернуться в иудаизм и еврейскую общину. Например, многочисленным евреям, обращенным в христианство погромщиками-крестоносцами в 1096 году, вернуться в иудаизм официально разрешил император Генрих IV, заручившись к тому же согласием папы Урбана II, проявившего удивительную мягкость в этом вопросе: как правило, церковь, осуждая насильственные крещения, тем не менее настаивала на том, чтобы их жертвы оставались в лоне церкви и не оскверняли бы своим отпадением таинства, к которым успели приобщиться.
С еврейской стороны шли не менее бурные обсуждения, как быть с апостатами, точнее, с их женами, детьми, имуществом и наследниками, а главное, как относиться к раскаявшимся отступникам, следует ли их считать евреями. Самые авторитетные раввины выступали в их защиту. Рабби Гершом Меор Га-Гола, то есть Светоч диаспоры, запрещал оскорблять раскаявшегося апостата. Рабби Шломо Ицхаки перетолковывал талмудический постулат «Израиль, даже согрешив, остается Израилем» в индивидуальном смысле, призывая в любых ситуациях считать раскаявшихся отступников полноценными евреями. Например, на вопрос: «Каково должно быть наше отношение к насильственно крещенным, которые вернулись в иудаизм? Должны ли мы воздерживаться от вина, к которому они прикасались?..» – он отвечал в своем респонсе: «Боже упаси воздерживаться от их вина и тем самым покрывать их позором. Наши мудрецы по строгости своей запрещали вино, к которому прикасался нееврей, но не запрещали вина, к которому прикасался согрешивший еврей. […] Насильственно крещенные совершили дурное деяние, потому что были на острие меча, а как только нашли возможность, поспешили вернуться в иудаизм!» Рабби Яаков Там позволял вернувшимся в иудаизм апостатам сохранить и своих брачных партнеров, если те готовы пройти гиюр. Наконец, так называемые
В редких случаях письменные свидетельства о своей перемене веры оставляли сами апостаты – в таких случаях не раскаявшиеся, конечно, а удовлетворенные сделанным выбором отступники не по принуждению, а по убеждению, готовые рассказать о своем пути к истинной вере как новым, так и бывшим единоверцам, сопровождая свой рассказ аргументами против иудаизма. Таков, например, «Диалог Петра и Моисея Иудея» Петра Альфонси, содержащий элементы автобиографии, апологии и полемики.
Петр Альфонси родился Моисеем, или Моше Сефарди, в мусульманской Уэске в 1062 году и получил хорошее образование, принятое среди еврейской элиты мусульманской Испании и включающее помимо Торы, Талмуда и иврита арабский язык, философию, а также точные и естественные науки, прежде всего математику, медицину, астрономию. В 1096 году Уэска вошла в состав Арагонского королевства, Моше стал придворным врачом при короле Альфонсо I и через десять лет крестился в день святых Петра и Павла, получив при крещении имя Петра Альфонси – в честь святого Петра и короля Альфонсо, своего патрона. Впоследствии он некоторое время жил в Англии, где служил придворным врачом короля Генриха I и учил английских ученых астрономии, переводил арабские трактаты на латынь и написал собственный трактат по астрономии. Наиболее известное его произведение – «Диалог» – было написано с целью доказать «превосходство христианской веры над всеми другими верами», используя «рациональную аргументацию и свидетельства из Писания», а также объяснить свое обращение, опровергнув досужие домыслы: