Изгои Средневековья. «Черные мифы» и реальность

Часто посещая церковные школы, я получал книги от клириков и, тщательно изучая свойства букв и слов, я вдруг начал – к вящему удивлению слушающих – соединять буквы в слоги и слоги в слова, хотя никто меня не учил. И так в скором времени я приобрел способность читать их писания. Заслуга в этом не моя, но Господа, для которого нет ничего невозможного.

Епископ, наконец, выплатил долг, и Йегуда вернулся домой, терзаемый мучительными раздумьями о том, какая же вера истинна: «С одной стороны, если иудеи заблуждаются, христиане, возможно, следуют Господним заповедям. Если соблюдение законов по-прежнему угодно Богу, он бы не стал лишать евреев, соблюдающих эти законы, своей милости, рассеивать их среди народов земли, отнимать у них родину и все блага. И с другой стороны, если он проклял христианскую секту, он бы не допустил ее распространения по всей земле и процветания». Барух осуждал Йегуду за чрезмерное сближение с христианами, но неожиданно заболел и умер, в чем Йегуда углядел знак свыше. Он молил Бога об откровении – указании, какую веру ему предпочесть, – и для этого держал трехдневный пост, предусмотрительно объединив христианские и еврейские правила: «Я знал, что евреи и христиане придерживаются разного распорядка поста, ведь христиане едят в дни поста в девять часов, воздерживаясь от мяса, а евреи держат пост до вечера, зато потом могут есть мясо и все что угодно. Но я не знал, какой обычай более приятен Богу, и решил соблюсти оба».

Под угрозой экскоммуникации Йегуде пришлось жениться, поскольку он уже был помолвлен, но вскоре после свадьбы сомнения вернулись, и он стал осенять себя крестным знамением и ожидать видения с божественным откровением. Наконец, он удостоился нового сна, «необычайно сладостного», в котором «небеса разверзлись» и Йегуда увидел «Господа Иисуса», сидящего на «величественном троне» и «держащего над правым своим плечом вместо скипетра крест свой». Сон окончательно убедил Йегуду, и он бежал из Кельна, проповедовал в синагогах против иудаизма, перехватил письмо своей общины в майнцскую с просьбой схватить его и наказать, скрывался в монастырях и, наконец, крестился. Только после крещения Герман осознал истинное значение своего отроческого сна:

И тогда, впервые, я понял сон, который видел еще до своего крещения, изложенный в самом начале этого малого труда. Он показывал мне, что со мной произойдет в будущем. […] Я сидел на царском коне, поскольку «благодать [крещения] во мне не была тщетна» (1 Кор 15:10), но я всегда старался с божьей помощью взрастить эту благодать духовными упражнениями и использовать ее с пользой. Вслед за Христом-императором я «не любил мира, ни того, что в мире» (1 Иоан 2:15) и отрекся не только от имущества своего, но и от самого себя из любви к Нему…

Этим толкованием сна заканчивается Opusculum Германа, к которому дотошные исследователи предъявляли немало претензий, сомневаясь в фактах, а по стилю «узнавая» руку латинского книжника. Зачем, спрашивается, к епископу вместе с Йегудой отправили Баруха – в 20 лет человек уже не нуждался ни в каком опекунстве? Почему он опасался отлучения от общины за отказ жениться – расторжение помолвки никогда не каралось так строго. Почему он, еврей, получивший еврейское образование, цитирует Ветхий Завет по Вульгате, его латинскому переводу? Весь трактат построен на бинарных оппозициях: родственники-ростовщики, озабоченные только «плотским», материальным, vs христиане, пекущиеся о душе; суровая еврейская община, преследующая беглеца, vs очень радушный прием у христиан; жена-еврейка, мешающая духовному спасению героя, vs мать-церковь, ведущая его к спасению. Слишком уж гладко – так в жизни не бывает!