Изгони меня, или Дачная готика

Один из самых слабых, кажется… Конечно, всю демоническую иерархию Машка не запомнила.

Томас Иванович наклонил голову и задумчиво посмотрел на Анну Николаевну. А потом вдруг темные как ночь глаза де Торквемады посмотрели через грязное стекло прямо на Дарью.

– Да что б тебя! – Салтыкова отпрянула от окна.

– Приходите вечером на представление, Дария, – громко произнес Томас Иванович.

– Пошли отсюда… – Дарья потянула Машку за рукав.

Они вылезли через заросли малины к Канаве. Дарья, как показалось Машке, побледнела, а, может, она такой и была, просто Машка не замечала. И вдруг в ее душе появилось сомнение. Анна Николаевна связана в подвале, там этот сумасшедший мужчина, который считает себя Великим Инквизитором из пятнадцатого века, еще эта Дарья… Почему Машка вдруг решила, что они с ней чуть ли не лучшие подруги? Машка сделала шаг назад и достала из кармана телефон, чтобы позвонить в полицию.

– Разогнал чары, так разогнал чары… – фыркнула Дарья.

И снова все Машкины сомнения как рукой сняло.

– Ты эту тетку знаешь? – спросила Дарья.

– Да, – Машка кивнула.

– И у нее действительно такие проблемы с деньгами, что пришлось демона вызывать?

Машка пожала плечами.

– В первый раз слышу. И про клад на этой даче никогда ничего не слышала.

Дарья оторвала кусок высохшего малинового стебля и стала задумчиво крошить его в пальцах.

– Знаешь что? Иди-ка ты домой и поспрашивай про клад у кого-нибудь из старших. Потом вернешься и расскажешь. Хорошо?

Машка покорно кивнула и стала спускаться к Канаве, но посредине склона остановилась. Ей вдруг пришли в голову странные слова, абракадабра какая-то. Слова Машку очень беспокоили, и она решила спросить у Дарьи.

– А что такое Агла, Йюд, Эт, Хе, Вау, Йа[18]?

– Не знаю, – ответила Дарья, – иди.

***

Дарья развернулась и обошла дом, Томас Иванович уже сидел на крыльце в непринужденной позе, как будто бы не было никакой связанной женщины в подвале.

– Мухлюете, Дария? – спросил он.

– В чем? – Дарья поднялась по лестнице и села во второе кресло. – Я сама сдала вам эту ведьму.

– Но не демона.

– А демона вы пока и не поймали, – возразила Дарья.

– Аутодафе[19] будет в полночь, буду рад вас видеть.

– Всенепременно, – ответила Дарья.

– В эфире радио «Дачный день», – донеслось издалека, – в Москве одиннадцать часов утра.

«Не слышны в саду даже шорохи…»

– Простите, Дария, – Томас Иванович встал, – мне пора.

«Все здесь замерло до утра…»

Салтыкова смотрела вслед уходящему де Торквемаде.

Интересно, куда же тебя понесло?

***

Поединок решено было проводить в полдень. Место было выбрано самое, что ни на есть очевидное – техническая зона у водонапорных башен. А дело было так.

Вчера вечером дядя Коля, окончательно озверевший от внутренних терзаний, бесцеремонно прошел через участок Кругловых и остановился у кустов смородины, которые отделяли их участок от участка Лаврентьича. Дядя Коля стоял как бронзовое изваяние какого-нибудь полководца с полчаса, пока его не заметила вышедшая в огород тетя Зина.

– Господи… – она чуть ли не перекрестилась. – Коль, ты чего?

– Позови Федора, – загробным голосом попросил дядя Коля.

Федором звали Лаврентьича, о чем особенно никто не помнил, в том числе уже и сам Лаврентьич.

– Ладно, – оторопело согласилась тетя Зина.

Над «Сапфиром» сгущались сумерки. На крыльце дачи Рыпиных только что закончили свою беседу Дарья Николаевна и Томас Иванович, все еще плакала в углу Машка Круглова, а Анна Николаевна Иваневская нервно заламывала руки, предчувствуя, что на следующий день ее ждут последствия опрометчивого поступка ее мужа.

Лаврентьич в семейных трусах и резиновых сапогах вышел на рандеву с дядей Колей. Оба молча смотрела друг на друга.

– Ты чего разбушевался? – выдал невероятно длинную фразу Лаврентьич.

Могло показаться, что он говорит про утро, когда дядя Коля врубил радио на весь «Сапфир», или про то, что дядя Коля сейчас стоял у кустов смородины с видом Суворова, который готовится перейти через Альпы. Но нет. Своей фразой Лаврентьич пытался объять необъятное: он пытался выяснить причину недовольства дяди Коли и практически шел на попятный, предлагая перемирие.

Но дядя Коля слабаком не был.

– Завтра в двенадцать, – сказал он, даже не упомянув, где именно, потому что это и так было понятно.

– Да, – ответил Лаврентьич.

Дядя Коля пошел к себе через участок Кругловых, а Лаврентьич вернулся в дом.

– Алкаши, – резюмировала слышавшая весь этот странный диалог тетя Зина.

И вот наступило следующее утро, в одиннадцать дядя Коля снова врубил радио, как бы напоминая о вчерашнем разговоре. Если со стороны Лаврентьича и последовала какая-то реакция, то дядя Коля ее не заметил. Через полчаса дядя Коля не выдержал и отправился к башням. Время набора воды уже закончилось, так что у башен было пусто, дядя Коля пролез через дырку в заборе и прошествовал к бетонному блоку. Он посмотрел на часы – половина двенадцатого. Можно и не надеяться, что Лаврентьич явится так рано, не в его это правилах.

– Старый козел, – вздохнул дядя Коля, достал из тайника сигареты и закурил.