– А если в госпитале протестируют аппарат магнито-ИК-светолазерной терапии «Милта»?
– Тот, что разрабатывает космическое приборостроение?
– Он самый.
– За советом приезжай сюда. Подскажу, всё, что в моей компетенции. – Андрей Васильевич выкинул окурок и, уже уходя к себе в кабинет, добавил: – Поляну накроешь. У нас Степановна всю жизнь мечтает омара попробовать. Понял?
– Будет омар. Спасибо, Андрей Васильевич.
Вскоре всё необходимое для извлечения из Гаврюши пластины было доставлено и переправлено в крепость у камня. На втором этаже я оборудовал операционную. Теперь можно было не волноваться из-за чрезмерной потери крови или угрозы заражения. Генератор был спрятан в сарае, и различить шум работающего двигателя мог только чуткий слух. Сонному Гавриле Алексичу был сделан рентгеновский снимок. Фото в свою очередь посмотрел Андрей Васильевич, и в десять часов утра пластина была успешно удалена. Гаврюша даже ничего не увидел. А вот Ишая сидел с трясущимися руками, прикладывался к кружке с вином и немного заикался.
– Ле… Лексей, я зн… знаю. Я не сплю. Как это мм… может быть? – Вид электрических ламп, незнакомых инструментов и капельницы напугал лекаря, но свои чувства он выразил уже после операции.
– Может. Ты только не переживай. Главное, держать язык за зубами. Кстати, по поводу зубов. Мне Евстафий поведал, что лечить ты их наловчился. Так вот, подарок у меня тебе есть, только чтобы им воспользоваться, кое-что знать нужно.
– Не хочу ничего знать. Я боюсь, – из глаз юноши выступили слёзы, – он уснул и не чувствовал боли, как только подышал через тряпку. Я отрезал людям конечности и бил их по голове, чтобы они могли вынести страдания. Оказывается, можно делать гораздо проще. Я мог бы спасти десятки жизней. Я жалкий неуч.
– Научиться никогда не поздно. Отдохни, постарайся выспаться, а завтра поговорим.
Гаврила Алексич проснулся сразу после кварцевания горницы. Тёмная повязка ещё находилась на лбу, и, обнаружив её, боярин с удивлением снял со своей головы, внимательно рассматривая материю. После этого он обратил внимание, что лежит на мягкой лавке, покрытой белой, необычайно тонкой выделки холстиной, а голое тело прикрывает тёплое одеяло, заправленное в такое же полотно, сшитое по бокам и с отверстием в виде ромбика посередине. Рана, полученная при штурме Копорья, немного болела и была залеплена широкой белой полосой, вокруг которой вся кожа была вымазана жёлтой пахучей краской. Рассмотреть большего не удалось, так как раздался голос Лексея:
– Доброе утро. Как самочувствие?
– О-о-о, Лексей. А где это я? Как после баньки подышал через то полотенце, так и уснул вчера, так вот… – Боярин пощупал пальцами простыню. – Рубаха на мне была. Не помнишь, куда дел?
– Забудь про рубаху, обляпал ты её. Новая одежда на стульчике лежит. Два дня поживёшь тут. Тебе вчера пластинку вынули. Кость как новенькая, срослась ровно. Так что, скоро сможешь доспех носить, – сообщил новости Гавриле.
– Ага… а поесть?
– Микола сейчас принесёт.
На завтрак был кефир и творог. Алексич выдул стакан, посетовал на скудность кормления и, решив, что основной приём пищи он просто проспал, стал молотить ложкой, съев всё до последней крошки.
– Завтра еда будет нормальной. А пока кисломолочная диета и фрукты, – утешил боярина и, уже собравшись уходить, передал альбом с иллюстрациями битв античности и средневековья. – Это тебе развлечения, дабы скучно не было.
Микола остался с Гаврилой. Присев на стульчик, стал поглядывать на картинки, изображавшие подвиги Геракла, штурм Трои и многолетнюю Пуническую войну, некогда сотрясавшую величайшую империю древности.
– Смотри, Микола. Мужик на деда моего похож. Ну, прямо вылитый дед. – Гаврюша ткнул пальцем на Одиссея, привязанного к мачте в окружении сирен.
Два часа из горницы доносились шелест переворачиваемых страниц и вздохи восхищения. Маленьким буковкам, сообщающим названия, и цифрам, извещающим о дате написания произведений, новгородцы не придали значения. Приобщившись к высокому искусству, Алексич позабыл обо всём на свете.
В это время дверь перехода только и успевала открываться и закрываться, пополняя новыми предметами сарайчики возле дома. Савелий трудился за троих, перетаскивая мешки, ящики и тюки с ленты транспортёра. В конце концов, оставшись в одной рубахе и штанах, утёр со лба пот и присел отдохнуть, запросив немедленного перерыва.
– Алексий, я вчера к Свиртилу Велимира посылал. Он Елену с сыном из Смоленска привезти должен. Надо бы встретить.
– Извини. Совсем из головы вылетело. Шабаш работе. Пошли переодеваться, а то видок у нас… испугаются ещё.
Зачехлив транспортёр и омывшись ещё тёплой водой в бане, мы поднялись на второй этаж, где в кабинете, пока светлица была превращена в госпитальную палату, лежали наши вещи.