– Так-то оно так, – протянул Гаврила, – только с монахами из-за хлеба сориться нельзя. Это я точно знаю. Что скажешь, Пахом Ильич?
– Пострадаем за Новгород, вот только где купленное зерно складировать? Таких больших амбаров во всём городе не сыскать. – Пахом Ильич был в курсе наших планов и вставил свой вопрос для проформы.
– Будем строить, – сказал я, извлекая из заранее принесённого тубуса карту. – Выберем удобное место, например, Ореховый остров. Там и поставим острог с амбарами. Лучшее место и найти трудно, посмотрите на карту.
– Лексей, а поближе, это ж в какую даль переться? – Сбыслав подошёл поближе к рисунку местности, цокнул языком, но более подходящего места строительства не указал.
Необычность карты состояла в том, что рисовали в то время, привязываясь к определённому ориентиру, считая его нулевым меридианом, от него и плясали. В лучшем случае на рисунке могли указать направление течения реки и глубину в сомнительных для судоходства местах, чаще просто обозначали приметные места да селение, где переночевать или коня подковать можно. А тут создавалось впечатление, что существует ещё одна, более гигантская карта, с которой просто скопировали кусок и принесли сюда.
– Устье Невы, бывал я там. Хорошее место с недавних пор. – Гаврила тоже приблизился, но, в отличие от Якуновича, больше заинтересовался листом плотной бумаги. – Лексей, а Мурманск далеко, покажи где?
Подобного поворота событий я не ожидал. С виду пьяненькие бояре оказались совершенно неподвластны «зелёному змию». Спокойно выслушали моё предложение, вроде согласились участвовать, но при этом не забыли свои интересы и в карте сразу разобрались.
– Далеко. Тут не указано, бумага кончилась, – настороженно ответил Гавриле.
– Так мы это сейчас исправим. Ты пальцем покажи, в какую сторону от реки. – Якунович встал по левую руку от меня, и теперь я оказался почти зажат между двумя боярами.
Резко сделав шаг назад, я дал возможность друзьям чуть ли не стукнуться лбами, и с возгласом: «Ой!» Гаврюша и Сбыслав обняли друг дружку.
– Давайте думать о деле, – продолжил я, – а не о том, где Мурманск найти. Кто знает, как дорого будет торговаться рожь через месяц?
Заседание продолжалось недолго. Едва мы выработали общую концепцию, полностью определившую стратегию наших действий, и распределили обязанности, как за воротами раздался невообразимый шум, смешавший в себя множество людских голосов с криками о помощи, вой животных, протяжный металлический звон, словно стучали по рельсе, и наконец, отчётливый зов, поставивший всё на свои места:
– Пожар! Пожар! Рятуйте!
Все выскочили на улицу. Народ бежал к оврагу, где через дом от нас уже поднимались яркие языки пламени. У колодца постепенно выстраивалась цепочка людей, передававшая вёдра с водой, но, судя по всему, человек проигрывал огню. Треск обвалившейся крыши и разлетающиеся в разные стороны головни создали ещё один очаг. Теперь уже горела солома на пристройке соседнего дома.
– Пахом Ильич! – крикнул я. – Вытаскивайте из конюшни механизм.
– Лексей, ты что? Тебе огня мало? Надо помогать тушить!
– Нам нужен только механизм и его работа. Пахом Ильич, вытаскивайте. Вместо бочонка с огненной смесью я присоединю трубу к бочке с водой, что во дворе стоит, отсоединю наконечник с зажигалкой, и вместо струи огня будет вода. Главное – качать успевать и воду в бочку доливать.
Едва я закончил со сборкой, как искры стали залетать на крышу купеческого дома. Гаврила вместе со Сбысловом скинули нарядные рубахи и по моей просьбе взялись за рукояти насоса. Пахом в это время организовал поднос воды. Едва только возникала угроза возгорания, как я направлял в ту сторону трубу теперь уже водомёта и успевал затушить огонь. Так продолжалось почти час. Пристройку соседского дома, как и первичный загоревшийся дом, спасти не удалось, зато распространиться огню дальше мы не дали. Людское столпотворение продолжалось ещё долго, но один момент сильно удивил меня. Соседи стали помогать погорельцам, и не словами сочувствия, а самым что ни на есть материальным способом. Кто-то приютил спасшуюся скотину, кто-то предложил погостить у себя, а большинство, как только староста улицы установил раскрытый ларец, стали приносить деньги.