Изъян гонителя (СИ)

Северус перевел взгляд на профиль Гермионы. Губы сжаты в тонкую полосу, глаза сухие, безжизненные, лицо бледное и осунувшееся. Тонкая кисть в его широкой ладони почти ледяная.

На мгновение в ее глазах загорелся такой чудовищный испуг, что пробежали вдоль позвоночника мурашки. Кажется, словно только плотно сжатые губы девушки сдержали ее рвущийся из груди крик. Однако в следующее мгновение холодная рука девушки сжала пальцы Северуса, и ужас в ее глазах испарился.

Она не одна. Она не одна.

Он здесь, с ней.

Гермиона подняла взгляд на Северуса, ее сухие губы дрогнули в легкой улыбке, и с них сорвалось тихое, едва слышное:

— Я свою часть уговора выполнила, теперь идем домой.

Прошло много лет с того самого дня, он забылся в череде приятных моментов. Гермиона не бывала больше в той церкви, не думала о том, что там видела. Она заблокировала эти воспоминания, стерла их из своей памяти, уничтожила. Она просто продолжила жить, потому что другого способа просто не было.

Северус был рядом все эти годы, целовал перед сном, держал за руку, когда они гуляли, убирал ей за ухо непослушную кудрявую прядь, которую постоянно выбивало из прически из-за сильного ветра, и продолжал быть ее опорой.

На их семнадцатую годовщину, ровно через пять лет после случившегося, Гермиона снова испекла торт. Большой, двухъярусный, с глазурью и пропитанным бисквитом. Именно такой, какой он любит.

Гермиона надела свое любимое лазурное платье ради такого случая, и ее глаза сияли, когда она выносила торт на веранду, где за столом сидел Северус, глядя на супругу все тем же взглядом.

— Ты превзошла себя.

Гермиона улыбнулась ему той особенной, обезоруживающей улыбкой, от которой у Северуса всегда сердце заходилось в сумасшедшем ритме, села напротив, взяла нож и начала аккуратно нарезать свой очередной кулинарный шедевр.

— Стараюсь каждый год быть лучше.

Опустив кусочек торта на тарелку, Гермиона потянула ее Северусу, а затем наложила порцию себе. Они сидели друг напротив друга, смотрели в глаза, ели этот прекрасный торт. С губ Грейнджер не сходила улыбка. Холодный ноябрьский ветер трепал подол ее слишком легкого для этого времени года платья.

Кожа девушки, увитая паутинками морщин, была пронизана сотней мурашек по всему телу.

— Я тебя люблю, знаешь, да?

Темные глаза Северуса выражали все то же. Привязанность, о которой он не говорил вслух. Благодарность, которую он показывал взглядом. Любовь, которую он проявлял в каждом своем действии.

Но внезапно все это исчезло.

Он оставил вилку в тарелке и опустил локти на стол, склонившись ниже. Уставшие глаза Северуса вынудили Гермиону зябко поежиться, но совсем не от холода. Девушка медленно прожевала кусок торта и непонимающе нахмурила брови.

— Гермиона, — глядя ей в глаза, произнес Северус.

Грейнджер задержала дыхание.

— Похорони меня.

Странная штука — память. Она устроена не так, как думала Гермиона. Люди такие слабые и хрупкие существа, такие зависимые от времени и его течения. Мы помним какие-то моменты в середине, какие-то в начале. Однажды в жизни Гермионы Грейнджер настал день, когда случился конец.

За день до двенадцатой годовщины свадьбы произошел тот самый момент. Северус так и не вернулся со службы. Так и не пришел домой, так и не обнял свою супругу. Его тело нашли сослуживцы, и через пару часов эта новость облетела всю магическую Британию.

Джинни просила Гермиону, умоляла ее сделать все так, как нужно. Как следует. Как полагается. Похороны были организованы очень быстро, на панихиду стеклось со всей Британии столько волшебников, что в церкви яблоку негде было упасть.

Джинни и Гарри от Гермионы почти не отходили, но, казалось, девушка так глубоко упала в скорбь, что не замечала ни одной живой души. Она прошла к гробу одна, стояла возле него долго и неподвижно. Лишь смотрела на бледное лицо своего мужа, его зашитые губы, плотно закрытые глаза и на волшебную палочку под его сцепленными в замок на животе руками.

После похорон она вернулась домой в сопровождении своих лучших друзей, но и Гарри, и Джинни видели: там, за церковью, после трех ударов колокола, в земле оказался не только Северус, но и Гермиона тоже.

Осталось лишь ее тело, душа Грейнджер умерла вместе с ним.

Дни сменялась днями, они неделями, месяцами и годами. Гермиона ни с кем не говорила, не выходила из дома, стала затворницей. Джинни навещала ее не по разу каждый божий день, беспокоилась о том, что лучшая подруга может наложить на себя руки, но этого не произошло.

Джинни и Гарри приняли решение отправить Гермиону под опеку в больницу Святого Мунго.

Гермиона не сопротивлялась. Вместо этого она просто перешла черту.

Черту реальности и воображения.

Она продолжила жить в своих мыслях, в своем воздушном замке. Она воскресила в нем образ Северуса, вернула его к жизни. Гермиона продолжала все эти годы жить с ним, не предполагая, что убивала себя несбывшимися надеждами, морила себя голодом, уничтожала собственное сознание бессонницей, изводила его невербальной легилименцией, направленной на собственный разум.